– Думаете, дело в урагане? Или… в чем-то природном, да?
Магнуса посетили мысли о косматых увальнях из страшных сказок в полузабытом детстве. Когда он отказывался спать или рвался на ночную прогулку, матушка, стоя за дверью спальни, заклинательно приговаривала, пробуждая в его детском сердце недетский страх за свою жизнь:
Выходит сатир из чертога,
Следит весь день за дорогой.
Там напустит селей.
Тут разбудит зверей.
Утром возвращаясь в чертоги
Закусит тихо сорокой,
И вкусно готовит детей.
В сказке менее страшной сатиры не только следили за дорогой, но и валили на нее деревья, подкапывая их корни и вынуждая ствол безвольно падать на пути какого-нибудь аэда5. Отважный музыкант песней возвращал деревья обратно, а сатиров отгонял загадочным мотивом лиры.
Со временем Магнус понял, что сатиров не существует, и перестал их бояться.
– Чисто, командир! – крикнул солдат.
– И у нас никого! – вторил ему другой.
Центурион мог вздохнуть спокойно.
– Устраиваем стоянку! Ну, живо! – сказал он, небрежно смахнув с лица воду. Трель и щелканье косохлеста надломили его голос, сделали его похожим на задыхающегося.
– Что он собирается делать? – спросил Ги.
Сверкнула молния.
– Освободить нам дорогу. – Магнус скрестил руки на груди. Кинул взгляд на центуриона. Перевел на кряжистые стволы. Скорее всего Ромул заметил его безмолвную оценку такой затеи, потому как в следующую секунду подошел, и отсалютовав, как требуется перед высшими должностными лицами, задал вопрос с подвохом:
– Какие будут указания? – «С подвохом» постольку, поскольку думал, что сумеет изловить Магнуса на очередной ошибке и доказать своим солдатам непроходимую сановничью глупость в полевых вопросах.
– Делайте то, что считаете нужным, центурион. – «Можно провести коней через редколесье, но ты сам додумаешься, да?» – Всецело полагаюсь на вашу компетентность.
– Хм. – Он кивнул, не добившийся конфузных ответов, но в то же время польщенный уважением, кисло ухмыльнулся. – Слушаюсь, трибун.
И зашагал прочь, на ходу разбрасывая команды.
Никогда не показывай свою слабость, говорил старший брат, всегда вежливо посылай в клоаку горгоны. Впрочем, если бы Магнус решил сыграть в игру, которую навязывал ему центурион Ромул, он бы проиграл, и вот почему: первое время экипаж шел бы через редколесье без проблем, но потом заболоченные районы, объятые багульником, вынудят их повернуть обратно. О наличии таковых можно было узнать, обойдя нагромождение с обеих сторон, помимо багульника там местами росла пушица и хищно выглядывала болотная росянка.
Магнус не подумал об этом.
Сила, с которой бил дождь, уменьшилась. Хором заквакали лягушки. Бойцы центуриона Ромула навалились на бревна. Десятеро человек с одной, десятеро – с другой стороны.
– Рррраз! – скомандовал он. Подняли первое бревно. – Теперь сюда! Осторожно! – Правая группа пошла к противоположной обочине. Левая удерживала тяжелый ствол и меняла руки. – Опуууускаем! – Солдаты опустили ношу и вздохнули. Минута передышки, и процесс освобождения дороги продолжился со следующим бревном.
Магнус тем временем стоял в сторонке, наблюдая, как выносливые бойцы имперского легиона справляются с задачей. Центурион ни за что бы не подпустил чиновника к выполнению «столь ответственной, мать твою, работы», поэтому трибун и не тщился помочь. Как и Ги, с ленцой обтирающий мокрые руки тряпкой, он не горел желанием встревать в работу вояк.
