Она была закончена, когда солдаты убрали последнее дерево и доложили командиру об успехе. Центурион Ромул позволил им длительную передышку и небольшой перекус, чтобы восполнить потраченные силы – к тому времени вновь вернулась морось, а дождь фактически прекратился. Громче защебетали птицы. Клокоча, заплясали речки в вымытых прорвах. Природа, чувствуя свободу от неистового ливня, медленно пробуждалась.
Самое время продолжить путь.
Под радостное «чирли-чирли» неизвестной пичужки они покинули березовую рощу и вновь оказались наедине с раскинувшимся по холмам мелкотравьем. Тучи ушли на запад и вспыхнуло солнце. Магнус снял капюшон. Пустил скакуна рысью. Он еще раз оглянулся назад, будто мог заметить циклопа или сатира, виновника их неожиданной стоянки, но никого не увидел, только необъяснимые тени блуждали в кронах деревьев.
– Кхм, скромный вопрос, центурион. – Магнус зашел слева. – Как по-вашему, кто или что могло учинить нам помеху?
– Банда Кречета, – ответил Ромул с безэмоциональной прохладой.
– Но корни…
– Больше некому. На вооружении у мятежников есть приспособления, о которых мы еще даже не знаем.
– Так вы уверены, что это мятежники, центурион?
– Нет, не уверен. Как можно быть в чем-то уверенным? Доверьтесь моему опыту.
«Ну да конечно… потому что у тебя, господин сенатор, его попросту нет».
– Почему банда Кречета, а не… скажем… воробья или павлина? – усмехнулся Магнус. «С тем же рвением можно обвинить в этом проклятом дожде любую древнюю нимфу на выбор».
– «Кречеты» злейшие и гнуснейшие из бандитов. Их почерк отличается лисьей хитростью. Почему они называют себя «кречетами»? Мне какое дело. Я бы назвал их голубями, что порядочным людям на башку гадят.
– Вижу, у вас с ними давние разногласия.
– Очень давние! Служил я еще аквилифером6, когда они появились. Я дважды встречался с ними, и в обоих битвах выходил победителем. Многих положил. Получил три серебряных наконечника. – Магнус заметил, что центурион с большей охотой рассказывает о себе. – И до сих пор бы возглавлял облавы, вырезая одного мятежника за другим, но теперь это работа ликторов магистра оффиций, а меня… – следующее слово он произнес с презрением, – …разжаловали! Вы понимаете? Меня-то!
– Когда мы приедем в Аргелайн, – пообещал Магнус, – я буду ратовать о вашем возвращении к делам. Негоже такому воину стареть на большаке.
– Вы должны объяснить коллегам, что я достоин большего.
– Да, конечно, – заверил Магнус, пропустив слово «должен» мимо ушей. – За что, говорите, вас разжаловали?
– Они говорят, я слишком старый! Дорогу молодым, говорят. Ублюдки. Хотите знать мое авторитетное мнение?
– Валяйте.
– Управлять легионом должны опытные, бывалые мужики. – Во взгляде его читался всполох мании. – Юнцы безусые все испортят, струсят в нужный час, забрезгуют. Молокосос, он и в Залее молокосос.
– Безусловно.
– Не осталось таких как я. – Он недовольно поморщился. – Сколько вам, трибун, двадцать пять, двадцать семь? У меня шестидесятая зима. Я жизнь прожил. Много чего видел.
– Интересно. – Магнус был удовлетворен тем, что сумел разговорить закоснелого легионера. – Продолжайте.
– Вот вы видели, как умирает мать, защищая ребенка?
– Надеюсь, не увижу.
– А я видел! Мерзавец раскалывает ей голову. Ты не можешь ничего сделать. Далеко… не успеешь! За полет стрелы видно, как пламя пожирает ее труп, ее ребенка и всю их ферму. – Его серые глаза с тяжелой досадой уставились на трибуна. – Я был там, когда банда Кречета устроила в Бликвенте кровавую бойню. Вы и представить не способны, через что пришлось пройти моим людям. Эта пакость сожгла бы деревеньку вместе с гражданскими!
