Сажусь напротив врача, которая быстро заполняет карточку.
- Срок для аборта пока подходящий. Или что? Оставишь? - смотрит на меня таким взглядом, от которого мороз пронимает до самых костей. - Папашка будет рад?
- Да какой там папашка? - фыркает моя мама. - Смех один. Чуть старше ее. Неблагонадежный. Бандюган какой-то.
- Он не бандюган! - осмеливаюсь спорить я, но от яростного взгляда мамы тут же затыкаюсь и смотрю на сплетенные на коленях руки.
- Конечно, аборт, - выносит мама приговор.
- Нет, пожалуйста, - всхлипываю я и смотрю на нее. - Мамочка, пожалуйста! Леша приедет. Он будет очень рад. Мы поженимся. Правда-правда. Вот посмотришь!
- Он должен был приехать несколько дней назад, - отрезает она суровую правду. - И где твой ухажер? Бросил тебя. Когда явится - непонятно.
- И явится ли вообще, - между делом бросает врач, подливая масла в огонь.
- А ребенок этот тебе всю жизнь поломает. Аборт, - кивает она врачу, а я, уронив лицо в ладони, разражаюсь рыданиями.
5. Глава 4
- Люб, ты бы поела, - мама заглядывает в гостиную.
- Не хочу, - шмыгаю носом, пялясь на спинку дивана. Лениво обвожу пальцем затертый узор на коричневой ткани и снова всхлипываю.
- Живот до сих пор болит, что ли?
- Болит, - отвечаю равнодушно.
- Может, таблетку какую дать?
- Не надо.
- Ладно тебе, Любань, - слышу, как мама подходит ближе, шаркая тапками по паркету. - Ну что тебя так заклинило? Ну ненадежный этот твой Леша. Вон вторую неделю не появляется. Может, прибили уже его, а ты все страдаешь. Или просто решил не возвращаться.
Я слушаю все это, сцепив зубы. Хочется наорать на маму, выгнать из комнаты. Но нельзя, поэтому слушаю, в который раз умирая внутри.
- Ну мне пора. Надо пойти на рынок, а потом на вечернюю дойку на молокозавод. Ты, Люб, поешь. Я там твои любимые оладушки пожарила.
- Спасибо, - шепчу, чтобы не разрыдаться вслух.
Оладушки теперь будут у меня ассоциироваться исключительно с болью и страданиями.
Мама уходит, а я наконец даю волю слезам. Рыдаю уже второй день. Все лицо опухло, в носу печет, искусанные губы потрескались. А Леши все нет. Я всеми силами сопротивляюсь, чтобы не признавать мамину правоту, но игнорировать тот факт, что мой парень пропал, тоже не могу. Хоть бы позвонил. В столице наверняка тоже есть телефонные автоматы. Да и на работе точно есть хотя бы один телефон.
В дверь звонят. Я хочу проигнорировать, но трель не прекращается. Кто-то очень настойчиво давит на кнопку, так что мне приходится встать с дивана. Завернувшись в мамин байковый халат, плетусь в прихожую. В зеркало даже не заглядываю, и так знаю, что страшная. Бледная, растрепанная, зареванная. Не глядя в глазок, открываю дверь и шумно выдыхаю:
- Леша.
Бросаюсь к нему на шею, он тут же обнимает меня за талию и затаскивает в квартиру, закрывая дверь.
- Люб, ты чего? Да погоди! Что с лицом? - он отрывает от себя мои руки и, взяв лицо в ладони, внимательно осматривает. - Случилось чего? С мамкой что-то?
- Нет, - качаю головой. - Ле-е-еша, - начинаю реветь, снова повиснув у него на шее.
Слышу, как на тумбочку опускается шуршащий пакет, потом Леша сбрасывает свои кроссовки и идет вместе со мной в гостиную. Садится на диван и усаживает меня к себе на колени. Гладит меня по спине и волосам, ждет, пока пройдет моя истерика. А, когда я немного успокаиваюсь, осознаю, что вот он - Леша. Что никуда не делся, и мы могли бы быть счастливы, если бы… Если бы я не совершила ужасную ошибку! Тогда я снова начинаю рыдать, захлебываясь своим горем.
