Оказавшись в центре уже явно не поединка, а жестокого избиения, военнослужащий вмиг оценил драматичную ситуацию, а следом ринулся пресекать, как не говори, но все же противоправные, преступные действия. Специфика службы участковых и представителей ОМОНа значительно отличается; таким образом, не станет слишком уж удивительным, что опытный боец спецназа, применив всего-навсего пару приемов, легко сумел справиться с менее подготовленным полицейским и лишил его шансов к проявлению дальнейшей активности, сковав по рукам и ногам липкой лентой, любезно предоставленной основной зачинщицей всего чудовищного конфликта.
***
Впоследствии ей пришлось вызывать скорую помощь, априори полицию, что привело к обнародованию ее двойной жизни и, естественно, лишило всяческих шансов, чтобы по взаимному договору, так сказать «безболезненно», завладеть общей с бывшим мужем жилплощадью. Затем пошли затяжные разбирательства как уголовные, так и гражданские, где у действующего сотрудника внутренних органов появилась реальная перспектива оказаться в «местах не столь отдаленных», а наоборот, значительно приближенных к тюремному заключению; он, конечно, рьяно сопротивлялся, даже смог переманить на свою сторону несовершеннолетнего сына, который, попав под жесткий прессинг военного полковника-отчима, с радостью согласился пойти на сделку с прессингуемым отцом, где они провернули отчаянный по содержанию план…
Однажды, папа пригласил двенадцатилетнего мальчика посетить кинозал, что было у них заведено практически каждые выходные; просмотр фильма происходил как и обычно и закончился без каких-либо значимых происшествий; но вот по его окончании… они уже продолжили общаться, что говорится, наедине – и именно тогда-то и состоялась их невероятно вероломная, но где-то целиком оправданная и полностью справедливая сделка. На то время ребенок, выглядевший соответственно возрасту, был полной копией красавца родителя, но все же имел еще и некоторые черты и особенности натуры, доставшиеся от матери, что выражалось и в лисьей хитрости, и в лукавом коварстве. Итак, выходя из кинозала, где Алеша (так звали юного отпрыска) сидел с самым каким есть удрученным видом, близкие друг другу люди направились к дорогой иностранной автомашине, так и продолжавшей находиться в полноправном ведении отвергнутого супруга; удобно разместившись в салоне, они перешли к обсуждению волновавшей их обоих очень серьезной проблемы.
– Что случилось? – поинтересовался отец, видя недовольное состояние сына. – Ты какой-то сегодня вроде бы невеселый – кино не понравилось?
– «Эти», «блин», «задолбали»! – воскликнул Леша, находясь в эмоциональном порыве и не удосужившись назвать мать и отчима как-нибудь по-другому. – Никакого житья не дают! А «Этот» – ну, совсем как в казарме! – орет на меня и заставляет мыть унитазы. Папа, забери меня жить к себе: у них я просто измучился.
– Но переделать на меня право ответственного воспитания окажется и проблематично, и сложно, – заговорщицким тоном промолвил Аронов-старший, – и окончательный результат здесь будет зависеть исключительно от тебя, а конкретно: сможешь ли ты пойти против родной матери и сумеешь ли пройти весь трудный путь до конца, не сдавшись в самом конце, не стану врать, неприятного предприятия?
– Да пофиг, – не стеснялся взволнованный сын в выражениях, – лишь бы только подальше от «Этих».
