– Тогда сделаем так…
На следующий день ребенок, вместо школьных занятий, с самого утра направился в ближайший полицейский участок, где стал просить и помощи и защиты, умоляя оградить его от «зловредной мамочки» и ее «чудовищного сожителя», бессовестно унижающих его честь и достоинство. Могло бы показаться странным, но в правоохранительных органах к поступившему известию отнеслись с огромным вниманием, вызвали нерадивых, говоря больше, злобных опекунов-воспитателей, привлекли их к административной ответственности и благополучно оформили передачу сына другому родителю.
Дальше потянулись нервные, тревожные времена, когда бывшие супруги делили не только имущество, но еще и ребенка; в конечном итоге более влиятельные и состоятельные отчим и мать смогли создать предпосылки, позволившие несовершеннолетнему ребенку (сыну своей матери!) даже несформировавшимся, детским умишком отчетливо себе уяснить, что мизерный достаток рядового майора много ниже штабного полковника – и, долго не думая, он беззастенчиво совершил очередное предательство, где «обманутым идиотом» выставил уже родного отца; соответственно, Алеша мгновенно переметнулся обратно, завоевав себе в новой семье необходимые преимущества, а Павла вторым отвратительным поступком лишив всякого дальнейшего смысла жизни.
Время шло, и вот в конце концов подошло к логическому завершению и судебное разбирательство, где полицейскому должны были озвучить приговор, вынесенный в связи с причинением телесных повреждений злодею-любовнику.
Накануне проведения слушания его вызвал к себе Погосов (который, кстати, испытывал к участковому некоторую симпатию) и участливым тоном спросил:
– Ты, Паша, как, в тюрьму-то не очень хочешь?
– Да, в принципе, не хотелось бы, хотя, если честно, мне сейчас все равно, да и Вам, думаю, тоже – почему? – работник из меня теперь, скорее всего, станется «некудышный», а тащить на себе ставшую ненужной обузу, предположу, будет Вам совсем ни к чему, тем более что и раньше-то со мной были одни неприятности и проблемы, а сейчас еще и уголовное дело…
– Всё, что ты сейчас наговорил, конечно же, в сущности, правильно, – продолжал полковник выказывать соответствующее участие, дружелюбно поглядывая на «проблемного», но очень преданного и грамотного в профессиональном плане сотрудника, – но не стоит всех считать бессердечными; можешь мне верить, не такой уж я и «полный скотина», а значит, отлично помню, сколько всего нам пришлось пережить, плечом к плечу продвигаясь к достижению цели, направленной на борьбу с московской преступностью. Сейчас же, в случившейся критической ситуации, я тоже не хочу оставаться где-нибудь в стороне и непременно должен принять в твоей судьбе хоть какое-то действенное участие, но изначально ты должен меня выслушать и прямо тут же, у меня в кабинете, дать ответ на одно немаловажное предложение.
Здесь офицер замолчал, дожидаясь, что же скажет ему подчиненный. Тот не заставил себя долго ждать, а сам своим чередом спросил:
– Что от меня требуется?
– Ты можешь мне не поверить, – начал руководитель голосом в основном твердым, но тем не менее сохранявшим волнительные оттенки, – но мне стоило большого труда убедить «бравого» военного офицера, чтобы он отозвал выдвинутое обвинение и чтобы у тебя появилась вероятность рассчитывать на условный срок заключения; однако, как, надеюсь, ты понимаешь, он требует кое-что и взамен.
