Павел не был в родных пенатах с момента смерти родителей, не меньше пятнадцати лет, и мысленно ужаснулся от представшего ему разгромного вида; ему становилось очевидно, что не только «неуправляемая природа» и долгое время приложили к опустошению руки, но и безответственный человек не оставил одинокое строение без пристального, губительного внимания – о вмешательстве нерадивых граждан можно было судить по разбитым стеклам, а местами и выставленным рамам, отсутствующим дверям и разбросанным по территории носимым предметам. «Вот, варвары, хорошо поглумились! – вырвалось у бывшего участкового, всю трудовую бытность боровшегося с проявлением именно вандализма, чертой характера, сопутствовавшей человеческой жадности, а в том числе и безнравственности, и сочетавшейся с наглостью, беспринципностью, а главное, нежеланием усердно работать, зато быстренько поживиться за счет кого-то другого. – Даже здесь меня ждет полный крах и сокрушительное падение».
Однако не, единственное, неприятная разруха поджидала наследника, пересекавшего порог забытого отчего дома: прямо в холе, на установленном там просторном диване, расположились два грязных, вонючих бомжа, чей омерзительный запах ударил в нос вернувшемуся хозяину, когда он находился на удалении десяти метров от дома; сейчас же, вдосталь напившись спиртных напитков, они предавались спокойному, не в меру счастливому и безмятежному сну. Выглядели они жутко, просто отталкивающе! Люди без возраста (один едва ли страшнее другого), незваные гости были чем-то внешне похожи: у обоих были грязные, оборванные одежды, явно полюбившиеся странным хозяевам и не снимаемые им значительный промежуток времени (они могли спокойно поменять их на более новые шмотки, во множестве разбросанные по округе, а заодно и сохранившиеся во внутренних помещениях дома, но почему-то процедуру с переодеванием категорически избегали); оба оказались заросшими давно немытыми волосами, отличавшимися лишь цветом (у одного черные с проседью, а у второго рыжие, точно так же начинавшие обильно седеть), и курчавыми бородами, обляпанными грязью и остатками непрожеванной пищи (очевидно, у тех был сегодня праздник и они смогли где-то очень выгодно поживиться); и тот и другой были обуты в изрядно потрепанные ботинки военного образца с отсутствующими шнурками, что свидетельствовали о неоднократных посещениях полицейских участков, причем никак не в качестве обиженных потерпевших. Если касаться различий, то рыжий был немногим выше черного и чуточку худее, а еще у него под правым глазом «красовался» огромный «фингал», у второго же раздулась гематома под левым.
Не стоит говорить, что, едва улицезрев незваных, неприятнейших посетителей, душа отставного блюстителя правопорядка наполнилась страшным негодованием – да что там? – попросту жутким гневом и сопутствовавшей безразмерной, чудовищной яростью; он не смог в тяжелую минуту вымолвить ни единого слова – до такой степени его горло сковало спазмом неизгладимого бешенства. Проснуться неприглашенным пришельцам в возникший суровый миг заблаговременно так и не посчастливилось: твердым, уверенным шагом Павел проследовал прямиком к мирно посапывавшим отщепенцам социального общества и стал нещадно пинать их ногами, обутыми в дорогие ботинки прочной, надежной конструкции (раздавая нещадных пендалей, хозяин то ли не желал запачкать руки, то ли, подчиняясь сохранившейся со времен службы привычке, предостерегался от возможности подцепить какую-нибудь омерзительную заразу, бывшую гораздо страшнее коронавируса, но тем не менее поступал он так, а не как-нибудь по-другому). И вот тут уже полились словесные излияния, сопровождавшие мгновенный выплеск неконтролируемого гнева, копившегося в душе отвергнутого и преданного мужчины все последнее время (он требовал непременного и скорейшего выхода):
