Дмитрий Аркадьевич был человеком неглупым и отлично себе представлял, какой именно опасности сейчас подвергается его отпрыск, поэтому все поисковые мероприятия он провел собственными силами, через частное сыскное агентство, не посмевшее отказать высокопоставленному чиновнику и профессиональными трудами, а заодно и обширными связями починенных сотрудников раздобывшее плачевную для заказчика информацию; ситуация виделась очень критической, ведь похожего развития событий опытный деятель уголовного делопроизводства в образовавшемся беспрецедентном случае совсем не учел, да и попросту не предвидел, полагая, что раз он смог лишить предводителя «монгольского ига» полного сношения с внешним миром, значит, лишил «чудовища» его головы, полностью ограничив способность думать и действовать; однако, как оказалось, «зверь» оказался многоголовым, похожим на гидру, где при отсечении одной головы, на ее место вырастали две, а может даже и три, способные четко управлять сплоченным и отлаженным до мелочей «организмом» (или, все-таки будет лучше сказать, механизмом). Обозначать драматичную проблему правоохранительным структурам было нельзя, потому как высокопоставленный сотрудник, постоянно имевший дело с подобными проявлениями, превосходно понимал, что в неудобном случае жизнь его сына, зависевшая от прихоти находившегося в тюрьме заключенного, не будет уже иметь того определенного смысла, на какой рассчитывал бездушный и безжалостный «человечишка» (который, стоит сказать, сразу же ото всего отопрется); его же еще несформировавшийся мальчик наверняка будет подвергнут самому какое только известно жестокому умерщвлению – а уж методы, применяемые при пытках людьми, подчинявшимися Джемуге, прокурорскому работнику были известны как никому другому.
Отягощенный противоречивыми мыслями, Замаров сидел у себя в кабинете и начинал уже пить вторую бутылку; однако, невзирая на большое количество принятого им отличного армянского коньяку, забвение не приходило и мозг усиленно искал ответ, способный помочь выйти из сложившейся ситуации, где он оказался невольно загнанным в угол, и с достоинством, и без трагичных потерь; но… как нетрудно будет понять, подходящего решения не было, а предпринять хоть что-то было просто необходимо. Просидев в мучительных сомнениях еще час, Дмитрий Аркадьевич наконец решился и, задавшись целью «любыми путями вызволить из беды неразумного мальчика, попавшего в коварнейшую ловушку и совсем еще не видавшего жизни», направился обратно в следственный изолятор, где его с нетерпением ожидал несказанно довольный преступник.
– Как, прокурор, – начал он, озаряясь слащавой гримасой, едва успел посетитель переступить порог комнаты, предназначенной для допросов, – разве у тебя не существует дел поважнее, чем тратить драгоценное время на посещение одинокого узника, упеченного тобой же в тюремную камеру?
– Ты меня убедил, – сказал он, пока еще оставляя дверь приоткрытой, и, чтобы заключенному было слышно, отдал приказание стоявшему рядом сержанту: – Отключите здесь запись!
– Но?.. – попытался было возразить немолодой уже конвоир, отлично зная регламент, не позволяющий оставлять следственный кабинет без видеонаблюдения.
– Немедленно! – «рыкнул» прокурор голосом, не подлежавшим сомнению, после чего с силой закрыл железную створку.
– Вот так-то гораздо лучше, «мусор», – насупился на вошедшего жестокий преступник, во всем, в том числе и мимике, старавшийся подражать монгольскому древнему полководцу, что, кстати говоря, у него получалось довольно неплохо, – только не надейся провести меня показными, бутафорскими выходками: я на такие дешевые трюки не «покупаюсь». Говори, чего хотел, и если дельное, то рассмотрим, а ежели так, пустое, то лучше сразу иди обратно, меня же отправь назад, в мою камеру.
