Чада, домочадцы и исчадия - страница 14
У меня отлегло от сердца: в случае нештатной ситуации, черепа теперь ничего с ними не сделают.
И тут же закололо тревогой: теперь, в случае нештатной ситуации, черепа не сделают с ними ничего...
Первым вошел седоусый. Вошел, ведя коня в поводу, снял шлем, пристроив его на локте. Молча дождался, пока его товарищи войдут вслед за ним. Я тоже говорить не спешила: первые пришли — пусть первые и здороваются!
Я не знаю, как!
Молчание затягивалось. Я почти уверилась, что убивать меня не будут, успокоилась, и теперь усиленно думала за яблочный пирог, выявленный в закромах Родины инвентаризацией...
— Ну здравствуй, Премудрая, — отчетливо скрипнув зубами, выдавил наконец седоусый.
Почувствуйте себя самозванкой, дубль второй!
Ну, если они ко мне по должности обращаются, а сами не представились, то, наверное, так и надо, да? Здесь, наверное, так принято?
Порывшись в памяти, я откопала там более-менее подходящий ответ:
— И вам поздорову! С чем пожаловали, гости дорогие?
— Отдай нашего побратима, ведьма! — прогудел седоусый.
И кто-то из-за его спины гулким басом зловеще добавил:
— А не то мы тебя посечем!
Страх проступил холодным потом на спине, продрал от макушки до пяток морозом осознания: я сама их впустила внутрь охранного периметра, я сама лишила себя защиты!
Хлестнуло порывом ветра, взметнуло мои волосы. Небо потемнело, вспухло пузатыми тучами, и я зло зашипела: ваша работа, выпендрежники? Так не стоит утруждаться, я и так испугана до икоты!
Зарычал, выступая вперед, пес — только что он сможет, против оравы вооруженных мужиков?!
От злости на себя, на них и на ситуацию потемнело в глазах, закололо в кончиках пальцев и от живота к сердцу прошла тянущая, сосущая волна…
А потом мне стало весело:
— Да забирайте! — щедро разрешила я храбрецам, которым понадобилось всего лишь шесть вооруженных рыл для разговора. — Ну, в самом деле: у меня по описи и так добра с головой, вот только богатыря в хозяйстве и не хватало. Вас же, поди, не прокормишь!
Как же просияли они лицами — загляденье просто! А затем переглянулись, потоптались...
— А где?
— Что — где?
— Илья!
Я лишь пожала плечами, насмешливо глядя на них сверху вниз (с крыльца-то):
— А я почем знаю? Он мой побратим — или ваш?!
В стойле всхрапнул Булат, по голосу судя — с трудом удерживая смех.
Я полюбовалась, как сияние стекает с лиц, и щедро повела рукой:
— Ищите!
Богатыри смотрели на меня растерянно, я на них — ласково, по-доброму. И хотя душу приятно грело злорадство, свой страх я все еще не чувствовала отомщенным. А потому припомнила еще кое-что из сказочных сюжетов:
— А чтобы у вас мыслей глупых не возникло… Слуги мои верные! — позвала я, и порадовалась, до чего хорошо получилось: властно, требовательно, пронзительно. — Приглядите-ка за гостями дорогими, чтобы у них к рукам чего не прилипло!
И глумливо добавила:
— Но если найдут побратима — разумеется, могут забрать!
И, величественно кивнув, развернулась и пошла в избу. На пороге спохватилась, обернулась:
— Ах, да. Живность мою обидите — небо с овчинку устрою.
Ну а что? Блефовать так блефовать!
Блеф удался на славу: добры молодцы лицами больше не только не сияли, но и здорово взбледнули.
Правда, вслед за ними, боюсь, взбледнула и я — потому что на столбах медленно и зловеще разворачивались внутрь двора черепа.
На лавку в избе я осела, а не опустилась.
За закрытыми дверями как-то разом накатило всё: и отголоски пережитого страха, и осознание, с каким огнем я игралась (шутка ли, шесть мужиков, глухой лес, до ближайшего отделения полиции — шесть дней на собаках и еще чуть-чуть межмировым порталом!).