– Клиенту необходимо молчать, – наставительно замечает Мюнхгаузен, – а то опыт пойдет вкривь и вкось.
– Уже замолкаю, – соглашается клиент.
– Я сказал: замолчать! – орет Мюнхгаузен. – Мантры читайте! Луна уходит…
– Хорошо – начинаю… Куда она уходит? – ворчит хозяйка. – Осенний дождь во мгле, нет, не ко мне, к соседу зонт прошелестел. Ерунда какая-то.
– Приступаем, – говорит Мюнхгаузен. – Говори: «ом»!
– Ом! – восклицает Сталкер.
Мюнхгаузен, отвернувшись, замахивается молотком.
– Бом! – вторит Калиостро и закрывает глаза ладонью.
Мюнхгаузен шевелит пальцами в красных резиновых перчатках. Из головы торчит штырь.
– Беспокоит?
– Нет.
– Я что велел?
– Что?
– Молчать, я велел!
– Хорошо: помолчу.
Мюнхгаузен вытягивает штырь из головы, дует на отверстие.
– Теперь приступаем к самому интересному этапу операции. Тащите коньяк, который сей господин нам прислал в шоколаде.
– Ничего я вам не присылал.
– Да? – удивляется хозяйка. – Кто же тогда?
– Какая разница, – говорит Калиостро, – коньяк есть коньяк!
– Не скажи, – задумывается Мюнхгаузен. – Коньяк мы на клиенте испробуем, а вот шоколад-то мы съели. А кто его прислал, неизвестно. Это плохо.
– Что, непригодный коньяк? – спрашивает клиент.
– Вы когда-нибудь употребляли что-нибудь с градусами, которое нельзя было пить? Вермут за рупь двадцать семь не застали?
– О! – восклицает Калиостро. – Ка-кая га-адость была! А сколько попили…
– Э-эх, было время! – вздыхает Мюнхгаузен. – Тебя, Стажер, тогда мамка из сиськи угощала раствором вермута и молока. Результат налицо.
– Что, – осторожно осведомляется Калиостро, – мы не будем коньяк пить вместе с клиентом?
– Конечно, будем! – с возмущением восклицает Мюнхгаузен. – А то еще клиент обидится.
– Только по рюмочке, – расставляет крохотные рюмки хозяйка.
– Клиенту стакан полагается, – говорит Мюнхгаузен.
– Действительно, – соглашается клиент.
– Разливаем, – говорит Мюнхгаузен, – и выпиваем… Теперь запьем водичкой из «Святого источника», – наливает он из пластмассовой бутылки. – Лучше всего – газированную. Можно, конечно, святую воду попробовать, но эффект будет слишком сильный.
– И какой? – спрашивает клиент.
– Раздобреете.
– Куда уж мне больше – полтора центнера без семи килограмм.
– Да не в этом дело. Подобреете и все свое имущество начнете раздавать бедным.
– Не дай Бог! Бедняков ненавижу! От них все беды на земле!
На голове клиента начинает надуваться воздушный шарик с нарисованным на нем лицом. Шарик отрывается от отверстия и поднимется к потолку. Один за одним шарики поднимаются к потолку, и начинают своеобразный танец под идиотскую музыку. Нечто вроде: «Ня на… ня на… ня… нам… на-а-а… ням на». Куклы оживают, подмигивают и корчат рожи.
– Теперь все глюки будут выходить. На ночь только нужно закрывать отверстие пробкой, а то кто-нибудь войдет без разрешения.
– И кто?
– Хока.
– А…
– Не спутайте с хокками. Те самые мантры, которые Зинаида Федоровна зачитывала.
Алена касается кончиком сигареты одного из шариков, он лопается, из него вырывается зеленоватый дым. Достигая потолка, дым преображается в большую ящерицу с головой бультерьера. Она начинает метаться по потолку и стенам, лаять и рычать на присутствующих.
– Ловите ее! – кричит Мюнхгаузен.
Пометавшись, существо бросается к дисплею компьютера и исчезает в нем.
– Эх, упустили.
Совершенно уже пьяный клиент хохочет.
– Есть глюки? – осведомляется Мюнхгаузен.
– Нет, все чисто, – отвечает довольный клиент и брякает пачку долларов на стол.
