Чебурек пикантный. Забавные истории - страница 32



Эта мудрая женщина, как в воду глядела – все получилось именно так, как она и предсказывала. С едой и питьем проблем не было. Вообще никаких проблем не было, скорее наоборот:

– Это не кушай, – говорил дядя Акакий, – это – кушай.

И приходилось кушать только то, что он щедрой дланью плюхал на мою тарелку.

– Вася обожает мамалыгу, – говорила тетя Ксения.

И я давился этой гадостью, пытаясь хоть часть ее незаметно рассовать по карманам. Кто знает, что такое мамалыга, меня поймет.

– Это не кури, – говорил дядя Акакий, отбирая у меня мои сигареты, – это кури.

И я, заходясь в жутком кашле, курил их местные отвратительные сигареты «Космос».

– Это называется борщ! – торжественно провозглашала тетя Ксения, вынося из кухни дымящуюся супницу, – Дети, вы кушали когда-нибудь настоящий борщ?

И мы все, как в детском саду, дружно и отрицательно мотали головами и кричали «Нет!» – мол, как же мы могли в Москве кушать борщ, – это экзотическое и исключительно грузинское блюдо.

– Это называется водка! – говорил дядя Акакий за завтраком, – Любите водку? – Он почему-то считал, что в Москве по утрам все пьют исключительно водку.

И мы с Лёшей незаметно, видимо в первый и последний раз в своей жизни, выплескивали этот божественный напиток прямо с балкона, когда министр сельского хозяйства Абхазии на секунду отворачивался. Еще не научились пить ее прямо за завтраком и в такую дикую жару.

– Это называется «Волга», – говорил его, похожий на джигита шофер, похлопывая по крылу своего раскаленного на солнце бензинового скакуна, – прошу садиться! Даму вперед попрошу. Сегодня ее гидом буду я.

– А куда мы едем, товарищ водитель, – вежливо спрашивал любознательный Алексей.

– Плохое место не повезу, – уклончиво отвечал тот, – и всегда оказывался прав.

Все места, где мы с ним побывали, плохими действительно назвать было нельзя. Очень вкусные попадались места, и всегда вдрызг пьяные, потому что на халяву…

От этого агрессивного гостеприимства мы так устали, что спустя несколько дней стали проситься домой. А нас все не отпускали и не отпускали. Но, когда мы однажды, испугавшись, что у нас кончатся деньги и их не хватит на обратный билет, самовольно уехали на автобусе в город (а все вышеперечисленное происходило за городом, на их даче, расположенной прямо на берегу моря…), уехали, чтобы попробовать самим купить билеты на самолет, но не купили, а лишь, как школьники, были на этом пойманы, разразился страшный скандал. Все семейство обиделось на нас, причем, не за то, что мы решили улететь без спроса, а за то, что хотели это сделать за свои собственные деньги.

– Вано – твой отец, – назидательно отчитывал меня дядя Акакий, – на фронте мне жизнь спас, а я должен от его сына такое бесчестие терпеть! Самовольно уехать! Сейчас же садитесь и пейте водку! И чтобы я об этом больше даже и не слышал!

Приходилось подчиняться…

После этого нам вообще запретили тратить какие-либо деньги, даже и на подарки. Существовать и дальше в таком жутком состоянии было уже просто невозможно. И мы опять стали молить о пощаде – уже очень хотели уехать.

И, наконец, еще через пару дней нас, нагруженных баулами с фруктами, орехами и всякой другой грузинской вкуснятиной, да еще и при оставшихся нетронутыми карманных деньгах, посадили прямо в машину, привезли прямо в аэропорт, провели через депутатский зал прямо на поле, собственноручно посадили прямо в самолет и отправили прямиком в Москву.