– «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Белорусская»…
Вот так по-идиотски влип. Что поделаешь? Такое бывает в жизни. Тебе кажется, что ты куда-то едешь, и ты, как дурак, суетишься, торопишься, ожидаешь перемен, а на самом деле, сам того не сознавая, просто сидишь себе, как пьяный на скамеечке, а поезда, как и годы твоей жизни, один за другим проходят куда-то мимо тебя…
А когда-нибудь такой же бесстрастный голос вдруг и тебе объявит: «Граждане пассажиры не задерживайтесь, побыстрее осуществляйте посадку!»
И ты войдешь…
И двери за тобой закроются…
И состав твой, набирая скорость, тоже уйдет в эту бесконечную черноту тоннеля….
И будет ли для тебя свет в конце его?
Жидковатый стул комсорга Тюлькиной
Гаврила стул купил на рынке
Был у Гаврилы стул плохой.
Ляпис-Трубецкой
Хорошее имя Инесса. Какое-то необычное и, я бы даже сказал, возвышенное. Видимо потому что подсознательно рифмуется с принцессой, а может с поэтессой…
Это было еще в ящике, когда я спутники делал. Инесса входила в состав нашей небольшой дружной группы: она, Володя Южанин – мой дружок, Акимов и еще один парень с колючей фамилией Шило. И, конечно, наша начальница – не помню ее имени. Хотя саму ее забыть просто невозможно. Совершенно парадоксальный человек. Необъятных размеров одесситка с абсолютно отсутствующим чувством юмора. Слыхали когда-нибудь о таком нонсенсе? Я тоже. Просто позор для этого обожаемого мною солнечного города.
Правда, нужно отдать ей должное, что этот ее порок полностью компенсировался громогласным голосом с небольшим, но все-таки заметным южным выговором. Тембр этого голоса был настолько пронзителен, что когда она начинала разговаривать по телефону, то всяческая работа не только в нашей комнате, но даже и в смежной с ней, – обе вместе они и составляли нашу лабораторию – сразу же прекращалась:
– Гала! – орала она в трубку и стекла в окнах начинали напряженно позванивать.
– Галюся, ты уже покушала? – и все подпирали подбородки кулачками и меланхолично выпяливались в стенку перед собой.
– А шо ты покушала? – в мозги будто впивалось сверло бормашины, отчего извилины медленно и блаженно распрямлялись и сладко потягиваясь, релаксировали.
– Гала! А ты котлеты покушала? – к звону стекол добавлялось дребезжащее стаккато стеклянных плафонов под потолком.
– Ну, Гала!!! Мама шо тебе сказала: сейчас же покушай котлеты!!!
От резко подскочившего артериального давления голова у всех начинала завораживающе кружится и почему-то сразу вспоминалась изощренная китайская пытка – голову пытуемого фиксировали, а над гладко выбритой лысиной устанавливали баночку с холодной водой, которая, монотонно, капля за каплей, долбила несчастного по темени. Говорят, больше часа выдержать это никому еще не удавалось – все сходили с ума. Но – то в Китае! А мы, закаленные с детства речёвками, призывами и хоровыми громогласными клятвами и заклинаниями, могли выслушивать все это часами. И, как видите, ничего – живы. Наши сцементированные железобетонной идеологией мозги пробить тогда было не так-то просто…
Да, такой вот был у нее голос…
А в смысле юмора – сами судите.
Каждое утро, без каких бы то ни было исключений, без десяти восемь все наши мужики с утренней прессой в руках сидели за своими огромными монтажными столами, и тут дверь с грохотом распахивалась и в нее врывалась наша начальница. Как танк, сметая все на своем пути, она, не здороваясь, неслась в свой, отгороженный шкафами закуток.
