Я еще раз проверил предохрантель своего АКСУ и устроился в кузове машины поближе к кабине, напротив отдушины в тенте.
Решил в случае нападения стрелять через нее, а пока понаблюдаю, что там делается снаружи. Остальные тоже устраивались так, чтобы быть готовыми к бою. У второй отдушины сел Фикса, а у заднего борта расположили пулемет, для него сдели из вещмешков и спальников что-то наподобие пулеметного гнезда.
Тем временем технику стали сформировывать в колонну. Я со своего места увидел как вперед, мимо нас прогрохотал Т-72. Машины один за другим стали подтягиваться вслед за танком. Наш «УРАЛ» все еще стоял, ожидая момент, когда тронется борт, за которым мы должны идти.
– Откуда вы пацаны? – к нам подбежал грязный бородатый «контрабас» в черной шерстяной шапочке.
– С Твери.
– Держите, – кинул боец в машину несколько коробок, – это «промедол», если ранят, вколете рядом с раной, мне уже, слава богу, не понадобится.
– Спасибо братан, – ответил шустрый солдат сидевший у заднего борта.
– Отомстите гадам, мочите их, пацаны.
– А много ваших положили?
– Шесть человек со всей роты осталось, – кричал уже вслед отправляющейся машине бородач, – дай бог вам вернуться домой!
Белый снег, серый лед,
На растрескавшейся земле,
Одеялом лоскутным на ней, Город в дорожной петле.
В. Цой
Машины, урча двигателями и разбрызгивая грязь, тянулись в Грозный, где шли бои за президентский дворец. Обо всем этом мы еще не знали. А пока я из своего окна смотрел на хмурый кавказский пейзаж, проплывающий мимо: остовы сгоревших танков и БТРов, ржавеющие по обочинам дорог. Проехали через селение: дома заколочены, от некоторых осталось только пепелище. Во дворах грязь, мусор, разбросана сельхозтехника.
Вот перед домом на лавке сидит старик в папахе с белой бородой и посохом. Я уставился на него, все-таки первая местная живая душа. Старик сидел прямо, голова гордо поднята. Каким-то образом наши взгляды встретились, мне стало не по себе. «Не дай бог попасть к нему в руки», – подумалось.
Вскоре меня утрясло, и я задремал.
–
Служить я всегда мечтал в морской пехоте, откуда это желание появилось, не знаю. Вокруг все мечтали попасть в ВДВ, тельняшки, голубые береты, парашюты и так далее. А меня привлекала черная гвардия или черная смерть, как называли морпехов немцы в Великую Отечественную войну. Видимо, сказались книги, которые мне в детстве читал отец об обороне Севастополя. Правда, судьба не уготовила мне черный берет, хотя в областном военкомате меня зачислили в команду, отправлявшуюся в Калининградскую область, где, как я знал, базируется Балтийский флот. А значит, имелся шанс попасть в местную часть морской пехоты.
Три дня весь эшелон, загруженный призывниками, ехал в самую западную часть страны, и три дня мы безбожно бухали. В вагоны, в которых не было света и воды, нас загрузили под завязку. Плацкарты были забиты вплоть до третьих полок. В нашем вагоне сопровождающим офицером был лейтенант-морпех, и это грело мою душу. Всю дорогу мы пили то водку, то спирт.
Как только залезли в купе, тут же перезнакомились. Я залез на третью полку, и все, что я запомнил в дороге – это кружку со спиртным, периодически ее кто-то протягивал ко мне наверх вместе с куском какой-нибудь домашней снеди.
Залпом замахнув пойло и закусив, я подавал вниз кружку и сверху участвовал в разговорах своих попутчиков. Почему-то мы долго не пьянели, орали дембельские песни, рассказывали анекдоты и, естественно, страшные истории о дедовщине, якобы процветавшей в армии. На остановках открывали окно и шутили над девушками, стоявшими на перроне:
