Читать онлайн Анна Ивашкина - Человек All-inclusive

Свободен лишь тот, кто может позволить себе роскошь не лгать.

Альбер Камю

Предзакатный холодок цеплялся за каменные громады Стамбула, смешиваясь с соленым дыханием Мраморного моря. Над бухтой Золотой Рог висела дымка, окрашенная в нежные, почти прозрачные персиковые тона заходящим солнцем. Огоньки на минаретах Сулеймание, первые стражи ночи, медленно гасли, растворяясь в этой влажной пелене.

У перрона вокзала Сиркеджи, будто сошедший со страниц старого романа или пожелтевшей гравюры, замер легендарный «Восточный экспресс». Его вагоны, выкрашенные в глубокий, почти ночной синий цвет, отполированы до зеркального блеска, казалось, впитывали и хранили вековые тайны.

Пронзительный, тоскливый свисток паровоза разрезал сырой воздух, эхом отдаваясь под каменными сводами вокзала. Это был не просто сигнал отправления; это был зов в путешествие, пересекающее не только страны, но и границы человеческих представлений о свободе и ее иллюзиях, о роскоши и ее истинной, порой горькой, цене.

На перроне царила предотъездная суета. Носильщики в чуть потертых, но не потерявших своего изящества ливреях ловко управлялись с дорожными сундуками и саквояжами. Пассажиры – мужчины в дорогих пальто, женщины в мехах, в ногу с сезоном и модой, – торопливо прощались или нетерпеливо поглядывали на вагоны. Провожающие – их взгляды были сложной смесью зависти, облегчения и легкой грусти.

Здесь собрались те, кто мог позволить себе билет на поезд-легенду, в эту «золотую клетку» на колесах, где мир, казалось, был подан к их ногам с табличкой «все включено». Но если оторвать взгляд от блеска вагонов и сверкающих пуговиц ливрей, за оградой вокзала проступал иной мир: мир простых людей и офисов, смутные очертания ночлежек, ржавые скелеты заброшенных товарняков, силуэты людей, начинавших свой тяжелый день задолго до рассвета.

Два мира, разделенные лишь полосой асфальта и толщиной кошелька, смотрели друг на друга через призму мучительного парадокса: как роскошь, изобилие, гарантированный комфорт могут ощущаться тюрьмой? И как нужда, борьба за существование, могут нести в себе смутное, но упрямое подобие свободы? И есть ли чистая свобода, отделенная ото всего, что ее определяет или ограничивает в обыденном, простом мире людей и вещей?

С глухим стуком сцепились вагоны.

«Восточный экспресс» медленно, словно прогуливаясь по бульвару, тронулся с места.

В купе первого класса, затянутом в теплую полутьму предзакатного часа, Мэри, закрыв глаза, прислонилась лбом к прохладному стеклу.

Весь долгий путь из Петербурга ее не отпускала навязчивая мысль о странном, почти абсурдном противоречии современного бытия.

Мир предлагал невиданное, немыслимое ранее изобилие – больше, чем человеку объективно нужно для выживания, комфорта, даже для определенного уровня счастья. Но вместо ожидаемой легкости, радости, ощущения полета, люди все чаще чувствовали себя загнанными в угол, опутанными невидимыми, но прочными нитями обязательств, тревог, социальных ожиданий, страха потерять накопленное. Как те несчастные обитатели пятизвездочных отелей «все включено», которые могли лить слезы у открытого бара только потому, что виски оказался не того года выдержки, а омар на шведском столе – недостаточно крупным. Изобилие оборачивалось новой, изощренной формой рабства.

Бесшумно, словно тень, возник проводник. На серебряном подносе он нес всякие милые дополнения, что традиционно подаются к кофе в Турции и две крошечные фарфоровые чашечки с густым, черным турецким кофе, от которого тянулся ароматный пар. Проводник поставил чашечки с кофе, вазочки со сладостями и стаканы с чистой водой на стол и также бесшумно удалился.

Мэри открыла глаза. Она заметила, что у нее появилась попутчица. Это была молодая женщина, с лицом, отмеченным усталостью, но с живым, наблюдательным взглядом. Она, не дожидаясь помощи проводника, завершала укладывать в багажный отсек средний по объему кожаный чемодан со складной ручкой и маленькими колесиками, который был щедро, почти вызывающе, оклеен яркими наклейками: «Не тормози!», «Свобода внутри», «Дорогу осилит идущий». В ее точных, размеренных движениях чувствовалась привычная деловая собранность.

– Яна, – улыбаясь, представилась она и протянула руку для приветствия.

Голос был знакомым, с петербургским прононсом. – Юрист-медиатор. Еду в Париж… как это ни парадоксально звучит, отдохнуть от людей. Точнее, от тех, кто яростно, до ненависти, сражается друг с другом за квадратные метры. Устала быть вечным арбитром в их бесконечных битвах за обладание. – Она внимательно посмотрела на Мэри. – Мы ведь знакомы? Семинар по конфликтологии в СПбГУ… года три назад?

Мэри широко улыбнулась, мягко пожала Яне руку. Узнавание было приятным и неожиданным.

– Мэри. Да, точно! И я юрист! Какая встреча! И я из Питера – в Париж. – Мэри слегка смутилась и отвела взгляд в сторону.

Она кивнула на чемодан с наклейками. – «Свобода внутри»? Интересный девиз».

Яна улыбнулась, маленькие лучики разошлись от уголков ее глаз:

– Чемодан – наследство от старшей сестры. – Она сделала глоток крепкого кофе. – Мы с тобой, кажется, купили билеты в одну золотую клетку, не сговариваясь. Из одного города, в один поезд, в одно купе.

Случайность? Или знак?

Мэри провела пальцами обеих рук по бархатистой обивке кресла, ощущая подушечками микроскопические трещинки – свидетельницы бесчисленных путешествий. Ее взгляд упал на билет, лежащий на столике – тот самый, который она получила вместе с наследством дедушки. Он был не просто дорогим, он был последним подарком человека, заменившего ей родителей.

Мэри долго выбирала, куда отправиться. И когда она увидела рекламу путешествия на поезде «Восточный экспресс», то поняла – это оно. Поезд, который когда-то вдохновил Агату Кристи, символ роскоши и тайн. Дедушка одобрил бы ее выбор.

Напротив, Яна устроилась с привычной деловой собранностью, но в ее глазах читалась усталость. Она собрала билет, паспорт, рекламные проспекты, полученные при посадке в поезд, аккуратно сложила их в папку для бумаг, закрыла на молнию и убрала на полку. В руках у Яны остался чуть помятый конверт – письмо от отца, которое было доставлено вместе с билетом, практически накануне ее отъезда: «Верно, чтобы не успела передумать». – поняла Яна.

Яна не хотела ехать. Она привыкла все контролировать, а здесь – полная зависимость от маршрута, расписания, услуг. Но отец настоял. «Завод не рухнет без тебя», – сказал он.

И вот она здесь, в купе первого класса, с чемоданом, оклеенным бунтарскими наклейками сестры, и с ощущением, что сделала что-то не по правилам.

– Ты тоже не сама покупала билет? – спросила Мэри, заметив, как Яна прячет письмо.

– Отец. Сказал, что я «перегораю». А тебе кто?

– Дедушка. Вернее, его наследство. Он завещал мне потратить часть денег на путешествие.

Яна улыбнулась:

– Значит, мы обе здесь по чужим указаниям. Ирония в том, что нас заставили купить и принять свободу.

– Или дали шанс ее почувствовать, – добавила Мэри.

– А что, если этот поезд – не про свободу, а про очередную клетку? – спросила Яна, глядя на золотые буквы меню с «гарантированными» блюдами. – Мы заплатили (или за нас заплатили) за то, чтобы нас обслуживали. Но разве это не форма зависимости?

Мэри задумалась:

– Созвучно моим ощущениям. Но может быть дело не в обладании чем-то, а в том, как ты распоряжаешься возможностями? Дедушка мог оставить мне квартиру или акции. Но он выбрал путешествие. Он хотел, чтобы я ощутила жизнь, а не просто владела чем-то.

– Мой отец, наверное, думает так же, – вздохнула Яна. – Но я не уверена, что смогу просто «наслаждаться». Я всегда ищу подвох, скрытые условия.

– Потому что привыкла все контролировать.

– А ты нет?

Мэри склонила голову набок:

– Профессия. Всех подозревать, все проверять. Но мне повезло, я выросла с дедушкой, который коллекционировал моменты, а не вещи. Он говорил: «Свобода – это не счет в банке, а умение потратить себя на что-то настоящее».

Яна посмотрела на свой чемодан с наклейками «Свобода внутри»:

– Моя сестра говорила то же самое. Но она уехала в Южную Америку с рюкзаком, а я осталась «управлять активами». Кто из нас свободнее?

– Ты здесь, – улыбнулась Мэри. – Значит, шанс еще есть.

Пока они разговаривали, мимо купе прошел мужчина в безупречном костюме, с презрением разглядывающий других пассажиров.

– Вот кто сам купил билет, – шепнула Яна. – И теперь требует, чтобы все соответствовало его ожиданиям.

– Потому что он заплатил, – кивнула Мэри. – А мы… Мы получили подарок. Может, поэтому нам проще увидеть за блеском что-то еще?

Яна задумалась:

– Интересно, много ли здесь таких, как мы? Тех, кто не купил билет, а получил его?

Поезд набирал скорость. За окном промелькнули унылые окраины. Низкие, облупившиеся дома, кучи мусора у заборов, ржавые остовы брошенных товарных вагонов, похожие на скелеты гигантских чудовищ. Дети в потрепанной, не по размеру одежде гоняли обшарпанный мяч по пыльной, вытоптанной земле. Их смех, звонкий и беззаботный, не был слышен сквозь мерный гул поезда. Немая картинка, болезненный контраст с уютом, тишиной и предсказуемым комфортом их купе.

Мэри указала пальцем на противоположный берег пролива, где в последних лучах заходящего солнца сверкали стеклянные громады небоскребов, символы нового богатства.

– Смотри. Вот он, идеальный «all-inclusive» по-турецки. С этой стороны – реальность, неприкрытая, грубая: нищета, ежедневная борьба за кусок хлеба. А с этой – искусственно созданный рай: бескрайние бассейны с шампанским, мир, где каждая мелочь, каждая прихоть уже оплачена… кроме, пожалуй, чего-то самого главного. Кроме души.

Яна кивнула, ее взгляд скользнул по пейзажу за окном.

– Знаешь, кто, по моим многолетним наблюдениям за клиентами в роскошных резортах, самые несчастные люди в таких вот отелях «все включено»? Не те, кто копил на эту поездку годами, отказывая себе во всем. И уж точно не те, для кого такой уровень – привычная обыденность.

Самые несчастные, вечно недовольные – те, кто получил этот «все включено» случайно. Выиграл в лотерею, например. Получил в качестве корпоративного бонуса или щедрого, но нежданного подарка судьбы. Они целый день ноют, что икра недостаточно зернистая или несвежая, что шампанское недостаточно холодное, что солнце слишком яркое или, наоборот, тень от пальмы падает не туда, куда им хочется. Они купили, или им вручили, билет в золотую клетку. Но они не знают, не понимают, что с этой золотой, навязанной свободой делать. Она не приносит радости, она сжигает их изнутри, как непосильная ноша.

Поезд с глухим грохотом нырнул в темный зев тоннеля под стамбульскими холмами. Внезапная, абсолютная темнота поглотила купе. В этой непроглядной мгле экран ноутбука Мэри вспыхнул ярким, холодным прямоугольником, высветив сохраненную цитату, которая казалась сейчас особенной, пророческой: «Обладание всем убивает желание жить».