– Но он работает в Сан-Франциско!
– А Департаменту транспортных средств до этого какое дело? Они строгие.
– Как он добирается до работы?
– Она его возит, – сказал мальчик.
– Она ездит туда два раза в день?
Это казалось невозможным.
– Нет, – мальчик вскочил, – она остается в городе. С вашей машиной я закончил.
– Как неудачно, – сказал Рансибл, пока мальчик выписывал квитанцию, – потерять права, когда тебе нужно ездить в Сан-Франциско.
– Они строгие, говорю же. И плохо-то в основном жене. Он-то легко отделался и получил шофера.
– Но куда бы он ни захотел поехать, она должна его отвезти.
– Ага. Если только он не хочет нарушить закон. Если его поймают, ему больше никогда не дадут права.
– Это того не стоит, – решил Рансибл.
– Нет. Думаю, нет.
Держу пари, что он винит меня, думал Рансибл, подъезжая к дому. Но возможно, Домброзио так и не узнал, кто вызвал полицию. Но он ведь знает, что обычно полицейские машины не бывают в этом районе, разве что по выходным.
«Должен ли я испытывать чувство вины? – спросил он себя. – Стыдиться, потому что у этого гада хватило ума сесть за руль пьяным?» Боже мой, каждый раз, когда включаешь радио, оттуда кричат: если выпил, не садись за руль, а если ты за рулем, не пей. Ему некого винить, кроме себя; он должен взять на себя ответственность за собственные поступки.
Приближаясь к дому, он тревожился все сильнее. Как это ужасно, если подумать. Лишиться прав, чтобы тебя возила жена, как какого-то калеку. «Я не думал, что копы так делают, думал, что просто штрафуют за езду в пьяном виде».
Тяжелая ситуация, думал он. Человек ведь ездит на работу в город. Что там, в Сакраменто, одни садисты сидят? Как так можно? Они практически фашисты. У человека вся жизнь от этого зависит. Дом. Семья.
Какая дрянь, подумал он. Паршивая грязная контора, которой наплевать на человека и его нужды. Ну нарушил он правила один раз – и что? Разве это так ужасно? Он что, кого-то ранил? Черт. Да он просто съехал задницей в канаву, поцарапал краску и выставил себя дураком. «Может, мне стоит позвонить или написать кому-нибудь в Сакраменто, – подумал он. – Посмотрим, что я могу сделать. Немного надавить, поднять шум».
«Но разве я что-то должен Уолту Домброзио?» – спросил он себя. – Он же с удовольствием плюнет мне в лицо. Он купил свой дом через меня? Нет, он пошел к дряхлому деревенщине Томасу. Он с самого начала лишил меня денег. Теперь, должно быть, я недополучил около трех тысяч долларов напрямую, и неизвестно, сколько косвенно, ведь он настраивает людей против меня». Людей в городе, которые, возможно, захотят переехать сюда. В конце концов, он весь день торчит в городе. А теперь и его жена-рукодельница тоже весь день сидит в городе, и ей нечего делать. Они могут распространять гадости об агентстве Рансибла.
Люди, которые тебя не любят, дорого стоят, думал он. Но это своеобразная плата за то, чтобы говорить вслух. Будучи прямолинейным и честным, я постоянно сталкиваюсь с разной шушерой. С идеалистами вроде Уолта Домброзио, у которых горят глаза и которые могут пригласить цветного на ужин, ведь платить за это придется не им.
Припарковав машину у дома, он поспешно поднялся по лестнице в гостиную. Джанет с Джеромом смотрели телевизор в спальне.
– Ты мне нужна на минутку, – он вытащил ее из спальни, – ты знала, что Уолта Домброзио лишили прав из-за вождения в нетрезвом виде?
