– Не дерзите, Светлов! Мне достаточно щелкнуть пальцами, и вы умерете такой смертью, что сто раз пожалеете, что вас не сбили корабли Космического Патруля!
– Вы что, еще и волшебник? – поинтересовался я.
Я переигрывал, но только чуть-чуть. Мне надо было показать этому типчику, что я не только не боюсь его, но и вообще чихать хотел и на него, и на весь Милрад. И что для такой наглости у меня есть причина, весомая как реактор космического корабля. Впрочем, уже то, что меня допрашивал не какая-нибудь мелкая сошка, а старший следователь мистерства госбезопасности, говорило о большом внимании к моей скромной персоне. Или о том, что инопланетные корабли крайне редко нарушали космическое пространство Милрада. Вполне возможно, что я был первым гостем из другого мира за все годы блокады этой планеты Земным Содружеством. Потому-то они и подняли такую шумиху вокруг меня. Что ж, все это приятно, а теперь главное – не разочаровать этого индюка во френче и суметь выйти через него на заправил этого мирка.
Он неожиданно усмехнулся.
– Можете считать меня волшебником, но в моих руках, – он сжал пальцы в маленькие кулачки, – ваша жизнь.
– Тогда постарайтесь ее не выронить, – ответил я. – Я очень не хочу, чтоб она разбилась.
– Из вас, Светлов, получился бы замечательный шут, – бросил он, внезапно расхохотавшись.
– Из вас тоже, – любезно сообщил ему я. Это надо было видеть. Кернию словно раскаленной кочергой ткнули, он налился кровью, как помидор, и так посмотрел на меня, что я понял: больше шутить не надо, если я хочу остаться живым.
– А теперь к делу, – сказал я деловито, пока он молча смотрел на меня, видимо, решая, что со мной сделать – зажарить живьем или просто сжечь. – Я прилетел сюда не просто так, шутки ради, у меня, дружочек, была для этого причина, весомая, как реактор звездолета, и эта причина – вовсе не Космический Патруль. Я много лет дурил лягашей, как хотел, и продолжал бы дурить их еще столько же, если бы не нарвался на крейсер в зоне выхода около ваших границ. А привело меня к вашим границам одно очень важное дельце. Если твое начальство, не дай бог, узнает о том, что ты тянул резину, оно просто отправит тебя в расход безо всяких базаров.
Я хотел провести ребром ладони по шее, чтобы уточнить, что хочу этим сказать, но руки у меня были скованы наручниками. Однако старший следователь оказался парнем сообразительным и все понял без наглядной демонстрации.
– Что же это за дело? – спросил он, испытующе глядя на меня.
– А это я скажу твоему начальнику, когда меня туда отведут, – ответил я как можно более нагло. Жаль, что я не мог закинуть ногу на ногу в этом кресле, чтобы дополнить картину непринужденной беседы. Керния продолжал пристально смотреть на меня, а мне казалось, что я читаю его мысли. Старший следователь взвешивал все «за» и «против». Если я лгу ему, то он, конечно, получит порядочный нагоняй за то, что потревожит своего начальника без важной на то причины. Но если я все-таки не лгу, а он не отведет меня на встречу с министром… Если в первом варианте для него всегда сохранялась возможность как-то отбрехаться, то второй вариант неизбежно должен был привести к самым плачевным последствиям. Он буквально пронзил меня взглядом, словно пытался проникнуть в мой мозг, чтобы понять, говорю ли я правду. Но я продолжал с безмятежным спокойствием сидеть в своем кресле, и он, наконец, решился. Сев за стол, он нажал кнопку на пульте управления и отрывисто сказал в интерком:
