Человек в толпе. Поэзия - страница 6



лежат рядком одноутробные,
одной идее присягнувшие, —
всех нас, шагающих колоннами,
на жизнь и веру обманувшие.
И всем, идущим мимо знамени,
затем, чтобы блюли наследство,
лукаво авели поставили
печати каинов на сердце.
4
Долго нас в стойле держали,
и караульный гнобил.
На партактивах – дремали,
час отрезвленья – не бил.
Маршировали – лишь строем.
Голосовали – лишь «за».
Верной дорогой к застою
еле ползли поезда.
И привела та дорога
к станции Караганда…
Хамам, отвергнувшим бога,
в храм не войти никогда.
5
Вновь по кухням беседы
от зари до зари.
Мы снаружи – кадеты,
анархисты внутри.
Наше мужество пахнет
киселём и борщом.
Чу, Чернобыль шарахнул!
Только нам нипочём.
Заразили нас с детства,
как скутулой парши,
равнодушием сердца,
анемией души.
Ничего мы не стоим —
настучим, промолчим…
Мы ведь – дети застоя.
И на этом – стоим!

<1988>

Перечитывая Данте

И ты поймёшь, что разумел Харон…

Д. Алигьери «Божественная комедия»

Вспышка справа, вспышка слева…
Жизнь, как пуля, пролетела.
Шрам на сердце: умер друг…
Ночь. Бессонница-отрава.
Книга. Данте. Переправа.
Лодка. Волны… Память… Круг.
…Ждёшь звонка, как похоронки.
От друзей – одни воронки.
Может, осерчал Всевышний…
Может, просто время вышло
и пора – монетку в рот7?
Мерно лодочник гребёт…
Крошит слёзы норд колючий,
хруст лопат, как скрип уключин.
Хрип кладбищенских ворон.
Хвоя. Холод…
Стикс. Харон…

Выбор

Юрию Баскову

Где теперь крикуны и печальники?

Отшумели и сгинули смолоду…

А молчальники вышли в начальники,

Потому что молчание – золото.

А. Галич «Старательский вальсок»

Ни кола, ни двора, ни отчества…
Весь твой выбор —
                                 петля да сума.
Прямо в душу,
                          Твоё Высочество,
заходи и сходи с ума.
Поистрёпана жизнь до ниточки,
так и кружится вороньё.
Богу в праздник
                             черкни открыточку —
пусть не жлобится, ё-моё!
Ты не ровня менялам изгнанным.
Искра божия – не товар.
Много званных, да мало избранных.
Дар не купишь, на то и дар.
Не отхватишь его по блату.
Как и чистой воды бриллиант,
нет, не пилятся на караты,
ни призвание, ни талант.
Не поддакивая начальникам,
ты в парткомах не рвал пупок.
Глаз не пряча, не слыл молчальником
и писать не умел меж строк.
Что выращивал, то и сеял.
Настоящий, как пионер,
жил по совести, – фарисеев
посылая на букву «х..».
В срач не веря о светлом будущем,
среди «правильно» голосующих,
верноподданно митингующих,
честь имея – не был в чести.
А за то, что душа, как рубище,
ты прости их, убогих, прости.

«Палач приходит на рассвете…»

Палач приходит на рассвете,
когда сопят в кроватках дети.
Не поспешит, не опоздает.
Он стар и мудр, и дело знает.
Он знает, что в ночном кошмаре
пронзает сердце, как иглой,
и разум плавится в пожаре,
рождён сверхновою звездой.
А кожу рвёт венец терновый.
И, чтобы стоны заглушить,
ты должен раскалённым словом
кровавых мальчиков убить.
Но трудно вырваться из клетки
привычных снов, унылых дней.
И ночь уйдёт, оставив метки
в ладонях – стигмы от гвоздей.
И сердце не пронзит иглою,
и не сорвётся в пропасть страсть,
когда завистливой змеёю
завьют карьера, деньги, власть.
И все прозрения убоги,
как вдохновенье не зови,
когда со строчной – твои боги,
а вера – в Спас не на крови.
Смертельно прикасаться к звёздам,
когда решишь, что Бога нет.
Забыв завет, ты слишком поздно
изведаешь, как ржёт конь блед,
как запах зла и образ зверя
дотла сжигают образа.
И бездны вызов за безверье —
звериный взгляд в твои глаза.
Безумны утренние звёзды,