Человек Возрождения. Беседы с Борисом Левитом-Броуном - страница 13

Не то чтобы люди разучились любить, Леночка! Всегда умели плоховато. Прежде много врали про любовь и скрывали любовь, потому что христианским моральным террором всё было запутано и запугано, подавлено под страхом осуждения. А теперь всё стало можно, и люди всё так же продолжают врать про любовь, потому что мгновенно разменяли её на медяки вседозволенности. Без любви – это вы точно заметили – и жизнь не та, и искусство не то. Простая истина любви: Carmen, je t’aime![1] Но надо иметь достаточно чувств, чтобы произнести это дрожащим голосом.

Похоже, на ваш вопрос я так и не ответил, хотя вопроса-то, собственно, не было, так что вроде и поговорили.

>Ел. Ф.: Давайте, Борис, вернёмся к музыке и поэзии. Как вышло, что почти выпускник искусствоведческого факультета, внук виолончелиста, сын пианистки и лирический поэт стал петь джаз?

>Б. Л-Б.: А давненько мы с вами, Леночка, обстоятельно не беседовали, правда!

>Ел. Ф.: Да, Борис, давно, с Москвы 2005 года, когда мы познакомились. Я сразу решила непременно написать о вас, но тогда всё ограничилось лишь интервью по поводу выхода в свет в Италии вашего скандального альбома рисунков «Homo Erotikus». А теперь хочется обо всём по порядку и подробно: о вашей жизни, о ваших взглядах и мыслях, о том, чем вы занимались и чем занимаетесь сейчас, короче, о том, кто такой Борис Левит-Броун.

>Б. Л-Б.: Хотите вернуться одновременно к музыке и поэзии? Не получится. Моя поэзия с джазом никак не вяжется, хотя однажды я даже посвятил стих великому джазовому трубачу и певцу Чету Бейкеру.

Разговор о моей судьбе в джазе – это долгий разговор о короткой карьере. Разговор смешной, но и небезынтересный. Дайте угадаю, вы, наверняка, хотите спросить меня не «как?», а «зачем?». Угадал?

>Ел. Ф.: Угадали. Спросить хочется, потому что, ну правда, – зачем? С чего вдруг поэт и писатель, да ещё и художник-график Борис Левит-Броун превратился в jazz singer Boris Lebron?

>Б. Л-Б.: А вы, Леночка, представьте себе джазового певца по фамилии Мамин-Сибиряк или Антонов-Овсеенко.

>Ел. Ф.: Ну да, смешно, но я же не об этом, не о сценическом псевдониме. Я о том, что вы и джаз – это как-то…

>Б. Л-Б.: Нелепо, несерьёзно? Вы это хотели сказать? Не стесняйтесь, Леночка. Я уверен, мне удастся вас разубедить.

>Ел. Ф.: Разубедить в чём? На столе ваши книжки, ваши альбомы, повсюду чёрным по разноцветному – Борис Левит-Броун, и вдруг— почему-то Boris Lebron.

>Б. Л-Б.: Э, Леночка, всякому жанру свой сценический образ. Фамилия – это часть образа. На эстраде хорошо звучит Bing Crosby, Mark Murphy, Boris Lebron. А Борис Левит-Броун – это для книжных обложек, вот тех, что на столе.

>Ел. Ф.: Ну, вы опять отшучиваетесь. Ладно, тогда вопрос – James Le Bron вам не мешает в интернете? Я, когда ищу ваши записи, регулярно натыкаюсь на звезду американского баскетбола.

>Б. Л-Б.: А вы ищете мои записи? Хм… приятно! Нет, James Le Bron мне не мешает. Слишком разный у нас с ним пиар-вес. На него миллионы ссылок, на меня, ну, скажем… сильно меньше. Мы друг другу не конкуренты.

>Ел. Ф.: Извините, вот сейчас спрошу дерзко: зачем вам всё это вообще нужно?

>Б. Л-Б.: Что «всё это»?