Чем чёрт не шутит. Том 2 - страница 38

А несколькими минутами ранее, когда Яков с Фотиевой находился в каюте и почувствовал, что судно отправилось в путь, Яков воскликнул: – Что-то раньше времени началось отплытие, к чему бы это?!

– Пока, милый, ты «заседал» в гальюне, я распорядилась, чтобы судно вышло в плавание. Нет, не потому, что боялась, что ты в последний момент можешь сдрейфить, найти иные пути решения проблемы, сплавить меня от себя, а потому, что в нашем деле подстраховаться никогда не помешает! Чего лишние минуты тут болтаться, так и морскую болезнь можно подхватить! А пилигримы сочли, что Капри – это и есть Божий рай, о котором они мечтали, в нём они и остались! – в приподнятом настроении, отшутилась Фотиева.

«Ильич, вероятно, не успел смыться с судна подобру-поздорову! Скорее всего, у него, от такого сюрприза, „земля из-под ног ушла“! Вот только бы он умом не тронулся от ярости, что вместе с парусами и его надули! Да не устроил бы бунт на корабле – бессмысленный и беспощадный!» – с плохим предчувствием, подумал Яков. И в это время, они услышали звуки выстрелов, испуганные вопли матросов, и их бегство по палубе. А выскочив на палубу, вместе с Фотиевой, Яков удостоверился в том, что предчувствие его не обмануло.

– Что это за пират на капитанском мостике, ужасно похожий на тебя?! Неужели мы не успели смыться от подосланного Сталиным твоего двойника?! Кошмар и дикий ужас!! Он с двумя пистолетами, и уже замочил капитана и помощника!! – содрогаясь от ужаса, восклицала Фотиева.

– Это 8 зарядные, калибра 9 мм парабеллумы, образца 1918 года, немецкого изобретателя Люгера. Каждый из этих парабеллумов настолько красивый и удобный в руке, что появляется дьявольское искушение пострелять, недаром их название, в переводе с латинского языка, означает: «готовься к войне»! А войну с тобой и твоей командой, начал Владимир Ильич Ленин, в образе Краплёного, – хладнокровно, «успокоил» Фотиеву Яков, увидев невдалеке идущий пересекающим курсом люгер, под греческим флагом и названием: «Морской ангел». Этот люгер Яков в шутку называл «Морским дьяволом», ибо принадлежал он ученику и другу Якова – контрабандисту Аристотелю Онассису, который и ходил на этом «Ангеле» на чертовски удачные дела! Этот парусный люгер, в руках Аристотеля, и мог стать спасением от люгеров-парабеллумов, в руках Ильича.

Яков, как на духу и одним духом, скороговоркой, вкратце, сообщил Фотиевой суть проблемы, добавив лишь то, что Ильич мог бы сам ей о них двоих рассказать на Капри, и попытаться обмануть её, назвав себя Яковом, а его, выдав за Ильича. Но побоялся, видимо, что она стала бы дотошно выяснять, кто есть кто: измерять и рассматривать их причинные места (причиндалы), и таким образом, разоблачила бы обман! – Ильич-то свою Родину «на хую видал», и хуй его ты знаешь, как свои пять пальцев! А вот у меня на хую не Родина, а родинка, и хуй мой заметно больше Ленинского, но этого ты, в угаре страсти, в Горках не заметила, а Ильич мне на это указал, когда мы с ним на Капри девок тешили! Я дал согласие на поездку с тобой, ради отпущения грехов на Святой земле, коих у меня скопилось не мало! Как видишь, исповедь моя тому подтверждение, а если бы с тобой от начала до конца был Ильич, то Якову бы здесь делать было нечего, тем более так бешено себя вести! А будь я Ильичом, то не стал бы его защищать, а на себя наговаривать! Не за сокровищами твоими этот убийца пришёл, а жизнь твою отнять хочет, на первой рее повесит за то, что ты хитростью осталась-таки между ним и любимой его Еленой! Хочешь, чтобы я тебе свой хуй с родинкой предъявил, как удостоверение моей личности с печатью, доказывающее, что мои слова не хуйня?! – чистосердечно, произнёс Яков. Вдобавок, Фотиева услышала весьма убедительные угрозы в её адрес со стороны Ильича.