– К-х-е-м, – я кашлянул и с прищуром взглянул на друга. – Сможем поделить его пожитки поровну, если он не вернется? – спросил я, желая поддержать злую, но притягательно забавную шутку.
– Да вернется, – скривился бородач. – Куда ему деваться-то? Он же пуще нашего с тобой охоч до хмельных гулянок. Тем более во всех смыслах отзывчивый Хоретий, – воин бросил короткий взгляд на киснущего за стойкой корчмаря и из-под белесых бровей вспыхнули ехидные огоньки, – говорит, мол будущая ночка будет самой шумной в году. По окончанию ярмарки весь Тари-Сахин становится с ног на голову в безудержном веселье. Звучит довольно странно, но по словам старика – «...это древняя традиция, отказываться от которой не можно». Все гости селения должны принять участие в торжестве, дабы проявить уважение к местным обычаям. Кажется, для здешних обитателей это что-то вроде ритуала смены лет. Я слыхал, что города-отшельники часто имеют свой календарь и мерят год от какого-нибудь знаменательного события. Может, в эту ночь некогда произошло становление города? А может, попросту выгоду после удачной торговли подсчитывают или еще чего. Уж не знаю, какого лиха они там празднуют, но я страсть как хочу на это взглянуть.
– Раз так, то не вижу причины упорствовать, – улыбнулся я.
– Вот именно за этими словами я тебя и ждал, – довольно крякнул Тамиор, торжествующе хлопая кулаком о колено. – В коем-то веке попируем в тепле да под крышей над головой.
– Но взамен, – возразил я, – кое-кто укажет мне дорогу к месту, где этому кое-кому удалось смыть с себя корку из дорожной пыли.
– Это запросто, – хохотнул воин. – Выйдешь во двор – бери правее. Пара уверенных шагов и ты на месте. У ворот конюшни найдешь огромную бочку. Вообще-то из нее поят лошадей, но для омовения тоже сгодится, – он подмигнул и добавил: – Да поторопись. Иначе, когда принесут снедь и пиво, я за себя не ручаюсь.
Я согласно махнул и вышел в коридор, охваченный сумраком и причудливой мозаикой из ароматов томящейся на огне пищи. На ощупь толкнул тяжелую дверь и вывалился за порог «Солнечного Гнезда». Прохладный воздух глубокого вечера ударил в нос свежестью, принося с собой обрывки далеких голосов улиц, наконец-то стряхнувших с себя оковы дневного солнцепека. В точности следуя указаниям товарища, я подался вправо и очутился возле покосившихся ворот конюшни. Без труда отыскал кубышку с чистой водой, рядом с коей в тесный ряд выстроились несколько пустых ведер, и наскоро окатился с головы до ног. Размякшие после долгого сна мускулы благодарно отозвались подзабытым чувством бодрости. Не позволяя себе разнежиться и не дожидаясь, когда моя чешуйчатая кожа обсохнет целиком, я завершил купание и, натянув одежду, вернулся в таверну.
На занятом Тамиором столе уже возвышалась колоннада из трех вместительных пивных чарок, с выпирающими через края пышными шапками густой ароматной пены. Во главе этого хмельного войска гордо стоял толстый бочонок, опоясанный крепким металлическим обручем, стягивающим его округлые бока посередине. Я был готов спорить с кем угодно, что в этом початом «генерале» содержится не что иное, как самое крепкое, самое будоражащее дух питье, которое только могло отыскаться в погребе Хоретия.
Помнится, Гоки – хозяин постоялого двора с благозвучным названием «Пряный Ветер», что служилнам последним пристанищем перед судьбоносным путешествием в далратийскуюстолицу– относился к спиртному с безграничным трепетом и нежностью. А оттого всегда безоговорочно отдавал главенство над трапезным убранством именно бочке, залитой элем под самую маковку. За время, проведенное в родном сердцу Мак-Тауре, мы с Тамиором сначала ради забавы, а затем и всерьез переняли у запасливого корчмаря эту замечательную традицию. И с тех пор, на моей памяти, не изменяли ей ни единого раза.
