– Ваш меч, принцесса, – произнёс Доан, учтиво подавая мне его. Я не заметила, как мальчик подошёл к карете, и поэтому вздрогнула от звука его голоса.
– Спасибо, – сказала я, забирая оружие, и убрала меч в ножны.
Мальчик не смотрел на меня, как было положено, но мне показалось, что он чем-то озабочен.
– Доан, всё в порядке?
– Мои родители погибли. То есть сегодня погиб и отец. – Он судорожно вздохнул, сдерживая слёзы. – Я знаю, у вас тоже не обошлось без потерь. Мне жаль вашего учителя. Сэр Дардион, должно быть, стоит сотни крестьян, но… отец…
Мальчик всхлипнул и тихонько завыл, так и не сумев сдержать свою боль внутри. Моё сердце вновь сжалось, измученное потерями сегодняшнего дня.
– Я разделяю твоё горе, – произнесла я, приклонив голову, и Доан благодарно кивнул, вытирая нос.
– Тебе есть куда идти? – неожиданно спросила Карин. Её действительно беспокоила судьба мальчика. Сейчас в ней говорила девушка, а не солдат.
– Я соберу вещи, – судорожно проговорил юный воин, – и отбуду с вашим гарнизоном на рассвете. – Он поднял заплаканные глаза, в которых блеснула решительность. – Буду обучаться в рыцари.
– Мы всегда рады таким воинам как ты, – сказала я.
– Прости, что не верила в тебя, – добавила Карин.
– Спасибо, миледи, – ответил он и, поклонившись, закрыл дверцу в карету.
Я устало прислонилась к бархатной обивке и заметила на коленях Карин свой шлем.
– Где ты его нашла?
– Ты сама мне его отдала.
– Я не помню.
– Если бы я не взяла его, когда ты побежала за Ракдаром, ты бы уронила его.
Я не ответила, переводя свой взгляд в окно. Мы двинулись к крепости по лесной дороге в сопровождении моих всадников. Догорали последние лучи заката, и в лесу уже стало совсем темно, виднелись только мрачные очертания деревьев и бежевые просветы неба меж листвой. Незаметно для себя, я погрузилась в чёрный омут тяжёлого, но спокойного сна.
Моему пробуждению способствует резкая остановка и я, насторожившись, тянусь к рукояти меча, но факелы за окном успокаивающе шепчут мне, что всё в порядке. Мы приехали в крепость.
Забрав свой шлем у Карин, я молча выхожу из кареты. Конюхи и слуги испуганно глазеют на нашу окровавленную броню и провожают нас взглядами, забывая кланяться королевской особе. Я не виню их, мне всё равно, я слишком устала.
В королевской оружейной темно и пусто, пахнет маслом и металлом. Карин недовольно снимает факел и возвращается во двор, чтобы зажечь его о другой. Я снимаю меч и вешаю в ножнах на своё место, в полумраке убираю свою сумку в сундук, чтобы не нести скверну в спальню. У меня нет сил раскладывать всё по своим местам, и я просто запираю сундук на ключ, чтобы никто не трогал мои записи. Сажусь на скамью, беспомощно пытаясь снять хоть что-нибудь самостоятельно.
Карин вносит горящий факел. За ней входят оружейники, чтобы помочь нам выбраться из боевого облачения. Мои руки уже не поднимаются без посторонней помощи, и я устало смотрю на Карин, пока слуги возятся с ремешками и шнурками. Её всегда серьёзное лицо и пронзительный взгляд аквамариновых глаз умиротворяют меня.
Когда мы были маленькими, я боялась её – красноволосую девочку с исцарапанными руками и настоящим кинжалом на поясе. Но сейчас, когда мы выросли, мне бывает страшно только тогда, когда Карин нет рядом.
Меня освобождают первой, и я растерянно жду, пока слуги разделаются с доспехами моей телохранительницы. Без тяжести брони я чувствую себя голой, но это ощущение быстро отступает. Моё внимание привлекает голос Айель:
