Некоторое время мы сидели молча, занимаясь только тем, что отмахивались от назойливой мошкары. Вокруг стояла тишина. Лишь ветви деревьев негромко шелестели на ветру. Вдруг над нашими головами раздался какой-то частый стук, напоминавший барабанную дробь. Мы вздрогнули и подняли головы.
– Это всего-навсего дятел, – облегчённо произнёс я.
В другое время мы, может быть, от всей души бы и полюбовались этим забавным представителем лесной фауны, который своей красной шапочкой походил на ватиканского епископа, но сейчас нам было не до этого. У нас осталось слишком мало душевных сил, чтобы проявлять эмоции по поводу красоты природы. Кроме этого, нас беспокоило небо. Грозовые облака кучковались всё теснее и теснее, обещая обрушить на землю весь накопившийся в них заряд. В небольшом пространстве между ними, сквозь которое ещё проглядывала голубизна, показалась маленькая точка, которая двигалась и прочерчивала за собой длинную перистую полосу.
– Самолёт, – мечтательно протянула Патрушева. – Вот бы сейчас оказаться в нём и полететь домой.
После этого в её голосе проявились нотки истерики.
– Ведь мы же ему говорили, что не стоит лететь! А он: всё нормально, доставлю в целости и сохранности! Доставил!
Я ничего не ответил на эту относящуюся к Николаю тираду, давая понять, что не желаю заниматься поиском виноватых. Что случилось – то случилось. Нужно жить настоящим, а не возвращать свои мысли в прошлое, которое всё равно уже не изменить.
Так мы просидели ещё где-то час, изредка перебрасываясь короткими репликами. Наши спутники не появлялись. Стало потихоньку смеркаться. Небо полностью заволокло тучами. Ветер стал прохладнее и заметно усилился.
– Ну, где же они есть? – нервно проговорила Юля.
Я сложил ладони трубочкой у рта и громко крикнул:
– Сергей! Ребята!
Никто не отозвался.
– Может, пойдём к вертолёту? – предложил я. – Пока совсем не стемнело и дым ещё виден. Искать нас в любом случае начнут там.
– Пошли, – согласилась Патрушева.
Я взял её за руку и помог подняться. Лицо Юли исказила гримаса боли. Я подставил ей плечо, хотя мне и самому было нелегко идти. Она опёрлась об него, обхватила меня рукой, и мы медленно побрели к месту катастрофы. Ветер толкал нас в спину, словно пытаясь нам помочь.
Патрушева шла молча, но губы её при этом постоянно шевелились. Сначала мне показалось, что она молится. Меня это удивило, ибо религиозность была ей как-то не свойственна. Но затем, по выражению её губ, я понял, что она просто считает шаги.
Сделав пятнадцать шагов, Юля предложила отдохнуть.
– Такое чувство, будто меня посадили на кол, – мрачно пошутила она, потирая спину. – Может, это перелом позвоночника?
– Да нет, что ты, – постарался успокоить её я. – При переломе позвоночника ты бы вообще не смогла подняться. Скорее всего, это просто сильный ушиб.
Произнося ободряющие слова в адрес своей спутницы, я одновременно пытался успокоить и себя. Ведь мною тоже владело беспокойство. Оно касалось моей не прекращавшей ныть ноги.
«Нужно расслабиться, – мысленно внушал себе я, – и перестать думать об этой боли. Если на неё не обращать внимания, она утихнет сама собой».
Мы, не спеша, продолжили свой путь, попеременно делая краткие остановки. Во время одной из них я заметил, что Юля пристально вглядывается куда-то в сторону. Я повернул голову в том направлении, но ничего, кроме деревьев, не заметил.
