– Погоди, Андрей. – Жора не отставал. – Что ты сразу?… Ну, прошу тебя, не уходи!… Я ведь ждал!
– Ждал? – на ходу огрызнулся Андрей. – Зачем?
– Знал, судьба нас просто так не разведет!
– Мне это не интересно….
И тут Репей забежал вперед и сначала пригнулся, будто хотел на колени встать, но передумал и выпрямился в штык.
– Прости, брат. Душа у меня еще не очистилась от скверны. бродит, мутит, как с похмелья. Но борюсь!… Я ведь и правда ждал тебя. Знал, когда-нибудь придешь. Мне перед тобой исповедаться надо.
Сказано было с таким внутренним содроганием и неожиданной искренностью, что Терехов ощутил прилив смешанного чувства – неприятия чужой боли и некой будоражащей, колкой энергии, источаемой от его слов.
– Не надо исповедей. – со скрываемым отвращением вымолвил он. – И так все знаю. Лучше молчи. Я тебе не поп!
– Но мне надо выговорить, выскрести все из души. – как то кисло пожаловался бывший бравый капитан, сглотнул пустым горлом, прокатывая комок или шар по гортани.
Андрей же почему-то вспомнил, как они парились в бане на заставе и Жора глотал не жуя, вареные яйца.
– Слушать не хочу. – отрезал он. – И не могу.
– Твоя воля, брат. – покорно согласился однокашник. – Ждал, думал, выслушаешь…
– У тебя, наверное, есть, кому слушать!
– Есть. – согласился новобранец Егорий. – Только я хотел сказать…. То, что никому не смогу сказать, даже духовнику. Но ты справедливо меня осадил, благодарствую. Во мне еще столько грязи, обиды! Которая не отстоялась, не вызрела, как грязь…
– С какой стати в Норильске погранзона? – усмиряя кипение чувств, спросил Терехов. – Мне сказали, открытый промышленный город…
Жора пожал плечами.
– Весь Таймыр – особая зона. С севера у нас граница почти не прикрыта.
– Не было печали… И что посоветуешь?
– Не посоветую – помогу. – вдруг с готовностью заявил однокашник. – Ты женитьбу затеял, чтоб паспорт поменять?
– Ну.
В голосе его все-таки послышалось облегчение.
– Так и понял… Только в милицию с обменом не суйся. Ее сразу арестуют, она во всех розыскных базах забита, я проверял. Найди надежного человека в МВД, и через него, за деньги… У меня есть один продажный лакей!
– Уже нашел, дальше что?
Жора поплутал взглядом по монастырскому двору, испытывая явное желание посмотреть однокашнику в лицо.
– Смотри, чтоб не обманули. А то и бабки получат, и сдадут потом.
– Как сделать, чтоб не сдали?
Он помедлил, разглядывая ботинки Терехова и вроде бы даже усмехнулся.
– Наивный ты человек, Шаляпин. Может, у тебя что-то и получится с Таймыром. Ты чище меня…
И осекся, вспомнив, что обещал избавить однокашника от исповеди. Наверное, он нарушал монастырские правила и этикет, учил мирского человека дурному, однако в армии курс молодого бойца потому и назывался карантином, что там выявлялись и лечились все болезни, и не только физические.
– Снимай на телефон, на диктофон пиши все разговоры. – со вздохом сожаления заговорил Жора. – Прямо в наглую, без стеснения, чтоб искушений не было. Хотят бабок – поймут и стерпят. Такой у них бизнес.
Терехов пожалел, что сам не догадался сделать этого с паспортистом, хотя привязать его на короткую цепь еще было можно, когда придется передавать фотографии, потом свидетельство о браке и отдавать всю сумму окончательного расчета.
– И будь осторожен, никому не доверяй. – продолжал учить послушник, напрочь забыв где находится и в каком он теперь положении. – Если проколешься на каком-то этапе, за тобой установят слежку, оперативное наблюдение. Почаще отслеживай хвосты. Но могут подослать хорошего знакомого, даже лучшего друга перекупить.
