У других тоже возражений не было.
– Сегодня снова в карьер, Шин. У меня возникла идея, которую мы обсудили, пока тебя не было, и единогласно приняли. Ты пока ешь, а я расскажу, как сегодня будем работать – возможно, получится загрузить больше телег. В общем, нас пятеро, вчера мы сначала все кололи камень, потом двое загружали и отвозили за несколько ходок большую часть камня, потом снова с нами кололи. Я думаю, надо меняться по видам работ. Сначала колем камень все, потом, когда его набирается достаточно для нескольких тележек, трое продолжают колоть породу, четвёртый начинает грузить, пятый – возить. После трёх-четырёх тележек тот, который возил, начинает колоть, который наполнял – начинает возить, а один из троих, что кололи, начинает наполнять телеги. Ну, и будем делать небольшие перерывы. Я думаю, так у нас будет больше сил оставаться, теоретически, не так будем уставать от одних и тех же действий. Но если не попробуем – не узнаем!
– Я согласен со всем, что ты сказал, так что я готов!
Быстро закончив с завтраком, бригада отправилась на работу тем же путём, пройдя всё те же процедуры, что и вчера. В карьере было по-прежнему. На месте работали уже несколько бригад, но только сегодня Шин заметил, что вокруг карьера всё же присутствуют солдаты, которые, скорее всего, пресекли бы побег с карьера, если бы кто-то на него решился.
Видимых результатов работа по плану Салана в первые несколько дней не дала, но уставать Шин стал намного меньше, появилась сноровка, да и раны, оставленные шаманом, практически полностью зажили благодаря вонючей жиже, которую исправно наносили санитары – на месте ран остались шрамы.
Барак, в котором жил Шин, был длинным, низким строением с тонкими стенами из досок, иногда с большими щелями, почерневшими от времени и сырости. Внутри был полумрак даже днём – узкие окна пропускали лишь скупые лучи света, которые лениво ползали по грязному полу, освещая клубы пыли, поднимаемые каждым шагом. Воздух был спёртым, пропитанным запахом пота, землистого тлена и какой-то кисловатой затхлости, словно здесь годами не открывали дверей настежь.
По полу тянулись неровные ряды лежаков, некоторые, покрытых слоем грязи и пятнами непонятного происхождения. Солома на многих лежаках, давно слежалась и превратилась в жёсткие, колючие пласты, но для измождённых работой людей и это было благом. Одеяла – серые, вытертые, с торчащими нитками – больше напоминали тряпки, но спасали от ночного холода, который пробирался сквозь щели в стенах.
По вечерам, когда работники возвращались с карьера или рудника, барак оживал ненадолго – кто-то стонал, растирая уставшие мышцы, кто-то ковырял в зубах последние крохи ужина, а кто-то просто сидел, уставившись в стену, не в силах даже раздеться. Разговоров почти не было – все силы уходили на работу, и даже самые болтливые быстро умолкали, едва голова касалась подушки.
Но утро было другим, часто велись беседы в столовой и по пути до места работы.
До восхода солнца ещё было час или около того, когда Шин и его товарищи сидели за столом в столовой, медленно пережёвывая хлеб и заедая его тёплой мутной жидкостью. Сегодня к их компании присоединился новый человек – тощий, с впалыми щеками и тёмными кругами под глазами. Он представился, как Гарт и сразу же вызвал любопытство у остальных.
– Так за что попал сюда? – не выдержал Джанни, откусывая кусок хлеба.
