– Господа, дамы! Рад видеть вас всех в добром здравии! –
голос Седрика звучал радостно и непринужденно, как будто он пришел на встречу с
друзьями, но сквозь него струился яд. – Как жаль, что того же нельзя сказать о
нашем короле!
Кто-то на балконе ахнул.
– Но я могу вас заверить, Их Величество еще живы, я бы
почувствовал, будь это не так. Поэтому вы можете пока расслабиться и продолжить
угощаться этими изысканными закусками и винами, уверен, они восхитительны. Не
стоит останавливаться из-за нас. Мы здесь лишь чтобы засвидетельствовать свое
почтение.
Седрик оглянулся, ища глазами кого-то в тени сада.
– Ваша Светлость, явите же свой лучезарный лик высшему
обществу.
Стоящий рядом с Седриком первый министр Реймонд фон
Моргенштерн прыснул в кулак.
– Седрик, любезный, ты как всегда великолепен. Но ты прав,
где же твой друг?
– Прячется в саду!
– Хватит насмехаться! – раздался откуда-то из тени высоких
деревьев снаружи твердый приятный мужской голос. Немного позже на свет вышел и
его обладатель: высокий стройный молодой мужчина в светло-коричневом кителе с
золотыми эполетами и вышитым слева на груди вензелем А.
По залу вновь пробежала волна пересуд. Двор еще не забыл
историю с позорным изгнанием герцога фон Аурверна из столицы. Еще несколько лет
после этого события по дворцу и гостиным столицы ходили слухи, что герцога
изгнали не за ненадлежащее обучение принца Регина, как было объявлено, а за
отказ вступить в связь с королевой, широко известной своей любовью к молодым
красивым юношам. В конце концов, кто же будет объявлять парией официального
правителя одной из крупнейших провинций страны только за то, что тот не сошелся
характерами с одиннадцатилетним принцем.
Приказом королевы, фон Аруверну было категорически запрещено
приезжать в столицу и, тем более, показываться во дворце, но приближающаяся
кончина монарха все меняла. Хотя так считали не все. Из группы дворян,
расположившихся у стола с напитками, в центр зала вышел средних лет мужчина в
изящном бело-голубом костюме. Его худое круглое лицо с впалыми глазами
обрамляли аккуратно уложенные светлые волосы. Мужчина явно старался привлечь к
себе внимание: он шел, нарочито громко стуча каблуками изящных кремовых туфель
и для пущего эффекта цокая по плитам пола металлическим наконечником своей
позолоченной трости. Он заговорил раньше, чем подошел к фон Моргенштерну и его
гостям, и вынужден говорить громко, от чего его и без того не очень приятный гнусавый
голос стал высоким и резким:
– Что здесь происходит!? Лорд фон Аурверн, высочайшим
королевским указом Вам запрещено въезжать в столицу!
Такое резкое нападение заставило Квентина врасплох, он
покраснел и потупился – удар пришелся по больному. Но его друзья не
растерялись.
– Вообще-то никакого указа не было, – с легкой улыбкой
заметил Реймонд.
– Да-да, лорд Лаппорт, – поддержал его Седрик, – как бы Вам
этого не хотелось, Его Величество не пошел на поводу у своей супруги, и все так
называемое изгнание Квентина из столицы держалось в основном на его чересчур
ответственном ко всему отношении. Кстати, отличный парик, Левин.
По залу пронесся легкий, явно сдерживаемый смешок. Лицо
министра финансов Левина Лаппорта налилось кровью. Когда он злился, он чем-то
напоминал маленькую худощавую жабу. Его брови так близко сходились к
переносице, что почти касались друг друга, а уже слегка опавшие щеки еще
сильнее уходили вниз вслед за губами. Особую комичность этому зрелищу придавало
то, что ростом Лаппорт был необычно высокому вытянутому Седрику едва по грудь.
