Андрей же не выполнял функции отца в той мере, на какую я рассчитывала, когда привела его в наш дом. Поэтому для Валерии он никогда не был авторитетом в семье в той степени, в которой мой отец служил авторитетом для меня.
Миша рос гиперактивным ребёнком, от которого уставали абсолютно все, даже родная бабушка. С ним было действительно сложно. Приходилось повторять просьбы по несколько раз, потому что с первого раза он ничего не запоминал, не понимал, о чём его просят, не вникал. Нужно было повторять одно и то же снова и снова. Порой казалось, что этот ребёнок просто испытывает меня на прочность. И так изо дня в день. Я изо всех сил пыталась не нервничать, но с каждым днём становилось всё сложнее держать себя в руках. Миша раздражал мою дочь, постоянно приставал к ней, рылся в её вещах, а она хотела простого тихого спокойствия.
Андрею я ничего не могла объяснить, думала, он понимает. Он, может, и понимал, но бездействовал, как и всегда, занимал позицию наблюдателя. И до сих пор я не испытываю к Михаилу той привязанности, которую испытывала бы родная мать.
Как-то мы с Андреем сходили к психологу, и, выслушав нас, она заявила, что я не могу до сих пор принять Мишу. Тогда я резко на это отреагировала. Я ведь столько старалась сделать для него! Из кожи вон лезла, чтобы угодить Андрею и показать, что Миша мне как родной. Но никто этого не замечал, Андрей уж тем более. Все считали, что Лере, как родной дочери, я даю всё, а Мише ничего. А я всё время доказывала обратное. И чем сильнее я старалась доказать, тем меньше в это верил Андрей и тем сильнее от меня отдалялась Лера.
Михаил был особым ребёнком. У него был синдром гиперактивности и дефицита внимания. Он вёл себя очень агрессивно и иногда даже дико. Когда учителя жаловались, я ходила к ним в школу и пыталась объяснить, что это такой ребёнок, просила войти в положение, но меня не слышали. Миша плохо разговаривал, и в пять лет я почти не могла понять, что он говорит. Я нашла хорошего логопеда, и она выровняла ему речь. Миша зачастую был не в состоянии подобрать слова, чтобы выразить свои желания, приходилось подолгу формулировать мысль. Порой, пытаясь выразиться, он просто забывал, о чём изначально хотел попросить. Мне сложно было с этим свыкнуться, но со временем проблема решилась. Но связи с Мишей у меня так и не появилось.
Родного ребёнка мать чувствует всегда. Она чувствует его настроение, видит его душевное состояние. В ситуации с Мишей я не чувствовала ничего, как бы ни старалась. Он был где-то далеко от меня.
Иногда он делал что-то нехорошее, а я, раздражаясь, думала, что это он специально. Я сейчас даже описать не могу, как сильно порой меня раздражал Михаил. Он рос плаксивым, считающим себя вечно обделённым. Ему всего нужно было давать вдвойне – внимания, любви, каких-то материальных благ, но даже тогда он не чувствовал себя полноценно. Временами у меня просто опускались руки.
Вначале я упорно пыталась его воспитывать. Но Андрей не разделял мои методы и всегда давал понять, что мне не стоит заниматься воспитанием Михаила. Я пыталась воспитать в Мише будущего мужчину. Но Андрею было дико смотреть на такие методы, и теперь я понимаю почему. Андрея никогда не воспитывал отец, он не знает, что такое мужское воспитание. Я же росла в полноценной семье и видела, как отец воспитывал моего брата. Более того, я считаю такое воспитание достойным. Но Андрей, человек, воспитанный женщиной, не позволял применять иногда столь необходимую жёсткость. Поэтому со временем я отошла в сторону.
