– Я открою пока, бабуль. – Ульяна взяла ключи и отвернулась к калитке. Нина ей не понравилась – болезненно полная, с толстыми щеками, вздёрнутым носом и липким взглядом бледно-синих глаз, она ей напоминала какое-то противное животное. Возможно, магическое.
Дача дедушки Николая Фёдоровича Ульяну не впечатлила. Шесть соток, небольшой дощатый домик, обитый сайдингом, с мансардной ломаной крышей. Небольшой сарай. Яблони и груши на участке. Мангал, дорожки из квадратной плитки. Ровная лужайка с невысокой шелковистой травой. Аккуратно сложенные поленья в дровнике. Топор, воткнутый в колоду. Возле колоды его и нашли, как говорили вполголоса родители. Дрова колол, и сердце прихватило. И вот топор в колоде, в отличие от дачи, Ульяну поразил – как будто дедушка знал, что сердце откажет, и воткнул его, чтобы не оставлять беспорядка. Хорошая деталь, подумала она, надо бы использовать.
В остальном ничего необычного, типичная пенсионерская дача. Только забор оказался странным: сетка, окружавшая его, не была похожа на привычную рабицу[1]. На забор натянули тонкие серебристые листы со сложным, не повторяющимся рисунком. Словно сотни тонких расходящихся дорожек текли, сплетались и расходились вновь. В некоторых местах она находила логику и знакомые символы – как ни странно, символы магические и древние: многоконечные звёзды, магические квадраты, – в других будто бы проступали руны, но тут же превращались в древний кельтский огамический алфавит, клинопись и иероглифы. Конечно, всё это ей только казалось, просто игра воображения, но забор был очень загадочным. Уля указала бабушке на эту странность, когда та закончила погружение в прошлое и попрощалась с Ниной. Но бабуля только фыркнула.
– Да Господи, Улечка, эти дачи когда строились? В восьмидесятые! Я ж помню, ничего не достать было – люди тащили с работы всё что могли. Что охраняешь, то и имеешь.
– Как это?
– А так. У одного на производстве краска есть, много жёлтой краски, например, – он всё и выкрасит у себя на участке в жёлтый. А у другой друг в таксопарке, так у него полно старых покрышек, он из них и клумбы делает, и лебедей вырезает, и от зайцев деревья покрышками обшивает, и черепицу на сарай тоже из покрышек вырезает.
– Так они что, крали все эти вещи?
– Не крали, а доставали! Купить невозможно ничего было! Я помню, один сосед себе дом из списанных железнодорожных шпал построил, они же раньше были деревянные, это сейчас стали бетонные. Ну и помер скоро.
– Почему?
– Потому что они креозотом пропитаны были, для сохранности. А он ядовитый.
Пальцы у Ульяны зачесались. Тетрадочка звала к себе. История человека, который построил себе ядовитый дом из украденных шпал, и дом его убил, засела у неё в голове. Никаким японским мангакам такие сюжеты не снились.
– А однажды, я в другом СНТ видела, один мужик себе забор поставил из алюминиевых листов. В которых были выбиты вилки.
– В каком смысле? – оторопела Уля.
– Ну ты же видела алюминиевые вилки? Как их делают? Из цельного тонкого листа выбивают прессом заготовки. Остаётся такая рамка из алюминия, в которой пустые места в форме вилок.
– Он построил себе забор из отсутствующих вилок? – сообразила Ульяна. – Такой антивилочный забор? Офиг… то есть удивительно. А дедушка тогда что охранял? Откуда у него… это?
Ульяна даже затруднялась с определением формы забора.
– Не знаю, – отмахнулась бабушка. – Давай в дом зайдём, чаю выпьем. Уболтала меня эта Нина, хочу передохнуть.
