Честь за честь. Сага последнего тлухеди - страница 12

Большая же часть баб и девок из крепости и жила в неволю попали – кроме вышедших из подпола казарменного ещё и те, кто ягоды в поле собирали, да скрыться в лесу не успели.

Тогда в воды ситкинские зашёл корабль небольшой с королевских мужей капитаном^>46, который собрал уцелевших, там и сям попрятавшихся. Один русский кораблю тому с берега сигналил и потом, увиденный тлинкитами, долго от оных убегал и скрывался. Не единожды его уж почти изловили, да всякий раз уходил он искусно, пока баркасом корабельным с самим капитаном в нём забран во спасение не был. Он и других, кого знал спасшимися, собрать помог и ещё получше поискать в местах тех капитана упросил.

Потом к кораблю тому подошёл яку со Скаутлелтом и Катлианом, кои очень дознавались, не взяты ли были на борт там какие русские, и предлагали за них цену любую. Капитан же заманил их на борт свой и по прошению от русских в железа ручные и ножные заковал, а послед тому потребовал, дабы те за свободу свою отдали всех, кого сами пленили. Тогда тлинкиты стали доставлять девок и баб по одной, каждый раз уверяя, что больше не имеют, пока капитан не сказал тоёнам строго: «Ежели вы всех мне сюда не доставите, то или повешу я вас здесь на верёвке уже приготовленной, или в Кадьяк на расправу русским отвезу».

По тому же времени пришли туда и два корабля бостонские, один из коих зимовал в Хуцнуву и теперь заплыл небось за своей корыстью после победы тлинкитской. Однако ж на совете трёх капитанов решили, видно, они, что все должны держаться стороны белого человека перед дикими. Значит зимой тот бостонец говорил только за себя, а не за всех, как в том уверял.

Тлинкиты поначалу худого от бостонцев, особливо от старого своего знакомца, не ждали и для обычного торга на весьма многих яку подплыли. Но с обоих кораблей ударили пушки. Иные яку в щепы разнесло. Бостонцы же людей из них на борт повыловили и пленили. А за свободу их требовать стали пленённых из русской крепости, как и шкуры все оттуда взятые. И смертию им угрожали. Тлинкиты, на борт поднимаемые, оборонялись отчаянно. Потому из бостонцев многие ранены были.

Один пленённый тоён даже под смертию напрочь отказался приказывать людям своим невольников и добычу отдавать. Капитаны же со всеми своими офицерами снова совет держали и постановили, что при положении сем должно тоёна того казни предать, дабы диких устрашить и к покладистости сподвинуть. Когда привели его на корму и, в виду у всех на бочку поставив, да верёвку с петлёй на шею надели, тогда его люди пленников своих на берег вывели, добычу принесли и отдать всё уж были готовы. Он же сам долго и громко речь держал, бостонцев тех в коварстве

и вероломстве с гневом в сердце обличая, ибо говорили они тлинкитам ещё недавно одно, а теперь делают вовсе иное. Укорял он их сильно в том, что сказывали, будто с русскими они не родня и разницы для них меж оными и тлинкитами нету вовсе, противу русских говорили и тлинкитов в обидах на них укрепляли по-всякому, ныне же обо всём запамятовали и тем русским словно родичами бесчестно стали. Ответа не услышав – да и что бы оные ответить смогли? – прокричал он своим на берег: «Убейте их всех!», что и было исполнено сразу. Тогда на корабле выпалила пушка, и повис он в петле, смерть приняв по-тлинкитски достойную.

Тем временем день за днём пленников, а больше пленниц, до трёх десятков, да и шкуры бобра морского в крепости захваченные тлинкиты на корабли привозили. Королевский капитан уж собрался Скаутлелта с Катлианом отпускать. Русские же его уговаривали того не делать, а с собою забрать. Оный же, понимая, что с ситкинцами ему ещё торговать, так уж люто их озлоблять не решился. Однако согласился прежде истребовать у них ещё одного русского, о коем бабы освобождённые да доброжелатели ситкинские тайком от своих сказывали. А чтобы конец ожиданиям положить, паруса свои он поднял и вид отплытия сделал, чем своего и добился. Пленник и впрямь отыскался и доставлен был. Посему и тоёны оба домой отпущены были.