Четвёртая стража - страница 2



Г. Умывакиной

I
Мы вечны в прихоти…
            Мы сушим сухари…
Капризничаем…
            Требуем: «Замри!…»
Ключи теряем…
            Ищем до зари…
Наивно ждем, что кто-то переспросит,
Что Пушкин, улыбаясь, произносит,
Где Пушкина смыкаются уста?
«Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит…»
Как эта фраза кажется проста…
II
Живя в чужой стране, в молчанье, в нераденье,
Помянем Пушкина в день летнего рожденья,
В день отпеванья, смерти, за чертой
У зимней Черной речки роковой…
Всяк день в России – повод к поминанию
Строки из Пушкина… То скудный свет свечи
В каморке Пимена и скрип пера в ночи…
То имена, то горькие названия
Замерших и забытых деревень
Скользят ухабами, отбрасывают тень…
Записка Дельвига с пометой «для журнала»…
А чтоб цензура не озорничала
Три строчки точек… Разбери, поди,
Чья тень в метель маячит впереди.
Не чокаясь… Шампанским… в никуда
Звучащей речью – эхом навсегда…
III
Кресты вдоль насыпи, погосты у дорог.
Таков наш Бог. И только осень ропщет,
Сады эдемские – березовые рощи,
В багрянце ямб, заиндевел порог…
Составы тянутся за всяким годом – год,
Не то чтоб вспять, скорее, в недолет.
Деревня «Биркино» (придумать же такое),
Или разъезд с названьем «Номерное».
Не считаны, не кляты, не смешны —
Живот намордником жиреет от мошны,
С Лубянкой рядом книжные развалы,
Бомжи, мешочники, бичи, менты, вокзалы,
Тусовки избранных в камланье галерей,
Скинхеды пятнами по золоту алей
Кресты вдоль насыпи, погосты у дорог…
Октябрь и Пушкин. Вот и весь наш Бог…

Памяти Василия Золотаренко

Григорию Вороне

I
Париж был в сезоне как ласковый голос Дассена…
Катались по Сене… Искали в Бежаре спасенья…
Гуляли под липами в лунном пространстве Бастилли…
Сидели в кафе… или просто в Париже гостили…
Почти как в России. И нищие, и междометья…
Базары, лотки, зазывалы, опять же предместья…
Эмоции вслух, суета темнокожих кварталов
Сплошной Вавилон у гремящих железом вокзалов.
Париж словно ось, на оси – золотистые осы
Сплошных послевкусий, акустики, жестов, вопросов.
И грустный учитель, во сне шевелящий губами…
О чем? о Париже. И где? На границах Кубани.
Кордонная линия, в дальних лиманах пикеты.
Чабан на вечере, в загоне притихла отара…
И рифмы нейдут. А Париж продолжается где-то
Щемящей мелодией вдоль разноцветных бульваров.
II
Приснившийся Париж, полу-Париж, улыбка
Отца Василия на берегах реки…
Степные сны куда как коротки,
Полынь плывет, укачивает зыбка…
На Бурсаковскую с утра майнула тень,
В мерлушчатой кубанке набекрень,
Казак – курьер с депешей из Тифлиса
Не пил, не ел, летел, все торопился
Об экспедиции и скорых сборах весть
Его Превосходительству донесть.
Кому в такую рань на рубежах не спится.
Волнуется камыш… на стороже станица…
Что предрассветный высмотрел дозор…
Подул ли ветер, проявился вор…
Заржал табун, почуял злую волю….
Мир превратился в слух, от шорохов устал,
Запеть бы песню тихую о доле,
Окликнуть бы кого… Да не велит устав.
Мой «маленький Париж», он мне уже родня
Опалой южных зим, осенними дождями…
На Графской пьют друзья, не дождались меня…
На Длинной банный день… Чадит октябрь дымами…
К базару потянулся говорок…
Скрипят возы, домашний дух витает…
Отец Василий рифмы подбирает…
Сложить бы в строфы хоть десяток строк.
Где тот Париж —
Ему не угодишь.
А вот в Васюринке – племянник, сват, природа
Предмет поэзии… И сторожит свободу
В дозоре аист на гнездовьях крыш.

Кутаиси. Фрагмент

В. Ратушняку

Разговор бесцельно длинный,
Нить, словцо, веретено…