Четвертое отречение. Апостолы - страница 4
Мы спустились по узенькой каменной лестнице, освещенной таким же противным светом, и оказались в комнате, живо напомнившей мне эпизоды старинных романов. Раскаленные угли, щипцы, плети, «кошки»... Какие-то совершенно незнакомые мне приспособления. Признаться, только теперь я по-настоящему испугался.
- Вы хоть знаете, как всем этим пользоваться? - презрительно спросил я.
- Сохранились средневековые пособия. Там все расписано по пунктам со схемами и иллюстрациями. Очень доходчиво.
- Брат Лаврентий, поставь бульончику подогреть, пожалуйста, - обратился он к монашку. - Кстати, Петр, это доктор Фотиев, врач, - он кивнул в сторону полного человека в цивильном. - А то мы люди неопытные, переборщить можем.
Я сглотнул слюну. Нет, невозможно! Чтоб в наше время! Запугивают. Да и отец Александр не похож на палача. Хитрый, конечно, как бес, скользкий, как угорь, сладкий, как трупный запах. Но чтоб пытать!
Вернулся брат Лаврентий.
- Начинайте! - бросил ему отец Александр.
Меня молниеносно раздели, этот самый Лаврентий и один из полицейских, и связали руки за спиной. Я оторопел от неожиданности. Стало холодно и чертовски неуютно.
- Лаврентий, с чего обычно. Вы у нас уже не первый.
Я посмотрел на монашка. Слишком светлые глаза, нет, не печальные, показалось. Злые. Слишком светлые прямые волосы, слишком бледная кожа, слишком тонкие пальцы. Паук!
- Монах-палач! - воскликнул я.
- Что поделаешь, - печально ответил священник. - Профессионалов все равно не осталось. А брат Лаврентий - единственный из нас, кто согласился исполнить этот скорбный долг. Кстати, Петр, я забыл сказать. Вы в любой момент можете заявить, что хотите сделать признание. Пытка тогда будет немедленно остановлена.
Я почувствовал, что мои руки еще к чему-то привязывают. Дыба - понял я и ошарашенно посмотрел на отца Александра.
- Да, вы угадали, - сказал тот. - Вы ничего не хотите сказать?
- Нет, - вот теперь они точно ничего от меня не узнают - решил я. Веревка натянулась, ноги оторвались от пола, и я охнул от боли. Несколько секунд я не осознавал окружающего, но вдруг веревка ослабла, и я упал. Что-то изменилось. Казалось, ко мне потеряли интерес. Рядом с отцом Александром стоял тот самый полицейский, которого послали наверх узнать о причине шума, и что-то взволнованно объяснял ему. Лицо брата Лаврентия стало еще бледнее, хотя это казалось невозможным, а откуда-то сверху доносились крики и топот множества ног.
- Развяжите! - с досадой бросил священник палачу, но было уже поздно. В комнату ворвались какие-то люди, явно не имеющие отношения к духовенству. Они были вооружены и настроены весьма агрессивно. Худой жилистый человек, лет тридцати с лишним, вероятно предводитель, яростно смотрел на инквизиторов.
- Взять их! - крикнул он остальным, и толпа набросилась на отца Александра и брата Лаврентия. - Взять - я сказал, - повторил он, и его товарищи несколько расступились. Моих мучителей крепко держали под руки. По благообразному лицу отца Александра стекала струйка крови. - Вас будет судить тот, кто имеет на это право! - объявил он инквизиторам.
Только теперь на меня соблаговолили обратить внимание. Жилистый предводитель подбежал ко мне и совершенно другим тоном, испуганно спросил:
- Вас пытали?
Я кивнул.
- Сволочи!
Он достал нож и перерезал веревки, а потом помог мне подняться. Я с наслаждением растирал запястья.
- Вы свободны! - объявил он. - Инквизиция упразднена!