Ей стало грустно от подобных мыслей. А ведь она клялась, что больше не станет растравлять душу из-за прошлого.
- Что вам угодно теперь? – спросила она как можно равнодушнее. – У нас рисовый пудинг и рисовые биточки…
- Дайте попробовать и того, и того, - проворчал он, отчего-то мрачнея.
И хотя Лусия метала гневные взгляды, Катарина положила на тарелку ломтик пудинга с вялеными абрикосами, и пару биточков с зеленым горошком и сливочным соусом.
Хоэль съел кусочек биточка и мотнул головой, отказываясь. Попробовал пудинг – та же история.
- Кофе? – предложила Катарина.
- Благодарю, с кофем справлюсь сам, - ответил он хмуро.
Она поставила перед ним фарфоровую чашечку, и с состраданием смотрела, как муж осторожно зажимает чашку в ладонях и наклоняется к самому столу, чтобы отхлебнуть напиток. Сколько времени пройдет, пока он поправится окончательно?
Сделав глоток, Хоэль замер на пару секунд, а потом выплюнул все обратно в чашку.
Девушки, прислуживающие за столом, едва не уронили подносы. Лусия протестующее вскрикнула, а Катарина только сжала салфетку, призывая себя к спокойствию. Всякий раз, когда она проявляла сентиментальную жалость по отношению к своему мужу, он сотворял что-нибудь гадкое. Намеренно хотел разозлить ее?
Но Хоэль, похоже, и сам понимал, что поступил неподобающе, и извинился:
- Прошу прощенья, доньи, но это пить невозможно. Это какая-то поросячья моча, а не кофе.
- Мне сейчас станет плохо, - еле выговорила Лусия и прижала салфетку ко рту, отворачиваясь.
- Нет, вы не подумайте, - заверил ее Хоэль, - я поросячью мочу не пил, но говорят, это самый мерзкий вкус, который можно вообразить. Вот это, - он посмотрел в чашку с кофе, - по вкусу – сущее оно. Я как попробовал, сразу подумал – ну точно по вкусу, как…
- Не надо повторять, – оборвала его Катарина.
- А, я и забыл, что я пенек, - спохватился Хоэль. – Простите, донья, но вашу кашу в трех видах я ел, чтобы вас не обижать, только хватит такого счастья. Дайте лучше простого хлеба. Его испортить труднее. Надеюсь, - он помолчал и буркнул: - Много я жрал того, о чем вам, доньи, и знать не надо, но вот эта стряпня – это издевательство какое-то. Я бы выгнал кухарку взашей.
Служанки отвернулись, скрывая улыбки, а Катарина готова была засунуть салфетку мужу в рот, чтобы замолчал, наконец, но сказать ничего не успела, потому что ее опередила Лусия:
- Кухарку, к вашему сведению, - произнесла она, чеканя каждое слово, - порекомендовала донна Флоренсия. И не надо оскорблять ее труд! Чем это вам не понравилась еда, позвольте спросить?!
- Да разве это еда? – спросил Хоэль почти смиренно. – Пустота какая-то воздушная. Такого хоть мешок умни – не наешься. А кофе будто водой разбавляли, он же совсем как…
- Попрошу не оскорблять наш слух! – перебила его Лусия. – Пудинг – великолепен! Нежный и легкий, как и полагается пудингу!
- Может пудингу и полагается, - проворчал Хоэль, - но я есть это не могу. Передайте лучше хлеб, донья Лезу-во-все-разговоры.
- Хватит, - сказала Катарина, пресекая новую ссору, потому что Лусия задохнулась от нанесенного оскорбления и готовилась ответить. – Я намажу хлеб маслом. Это вам подойдет, дон?
- Мы же договорились, что вы зовете меня по имени, - сказал он и тут же добавил: - Подойдет. Благодарю.
- Пусть госпожа Коклес сварит кофе покрепче, - попросила Катарина служанок. – И пусть добавит ром и сливки. Вас это устроит? – обратилась она к мужу.
