– А что делать! – говорит отец, помолчав. – Что делать?
– Что?!
– Да.
– Правду говорить!
– А как?
– Ты что, издеваешься надо мной?
– Ну вот ты сказал мне правду. Что ж. Я скушал. От сына… такое услышать, это… не очень приятно. Даже, я тебе скажу… очень больно. Начнем мы говорить правду. Завтра. Все. А у каждого она своя. Тебе моя правда не понравится – ты мне в ухо. А я возьму топор.
– Не надо передергивать, отец.
– А кто будет хлеб выращивать, машины строить? Ты вот, правдоискатель, вместо того, чтобы стать главным инженером или замминистра, ты – в матросы пошел. А что? Удобно. Ушел – и презираешь издалека всех нечистых. Ты ушел, я уйду. Чем хуже, тем лучше. Так, что ли? А так не бывает, Володя. Так можно только разрушить. А этот мир – он и так на ниточке висит. Я ведь еще и внуков хочу иметь. И чтобы меня помнили в моей будущей семье. Лет двести. Был, мол, такой – Новиков, Вячеслав Иванович, что-то там изобретал… Ну вот, поговорили.
Отец встает.
– Ты подумай, Володя, – говорит он. – Я понимаю, что у тебя своя голова на плечах. И я тебя выслушаю. И у меня нет абсолютной правды, и у тебя. Но когда семья ломается – это уже самое последнее дело.
Уходит.
Володя, положив подбородок на кулаки, неподвижно смотрит в стену.
Катер. Осень.
Володя стоит в рубке. Входит Паша.
– С первым заморозком, Вовк! Сейчас концы дубовые будут, наплачешься.
– Ухожу я, Паша.
– Да ты что, мужик? Куда?
– Еще не решил. По специальности пойду.
– Ну что ж… Конечно, эта работа для дураков. Для пацанов, верней. Две недели отрабатывать будешь?
– Месяц.
– Ну, мы с тобой еще покатаемся! Ты только… не пропадай.
– Ты что, уже прощаешься?
– Да рано еще, а?
– Рано. Мы еще… пару лихтеров затопим.
– Со шкиперами вместе!
Катер делает полукруг у лихтера, воет сирена, Паша пронзительно свистит.
Володя в автомате. Набирает номер.
– Это ты? – спрашивает он.
– Не узнал? – отвечает Рита.
– Теперь узнал.
– Ну? Что скажешь?
– А ты?
– Ты когда меня в ЗАГС поведешь, паразит?
– А тебе это очень нужно?
– Мне нужно, чтобы ты сейчас приехал ко мне.
– А ты чем занимаешься?
– Па-я-ю!
Лена встречает Риту и пугается. Заметно, что она ждала эту встречу и боялась ее. Поэтому не смотрит в глаза Рите. А та, наоборот, улыбается и смотрит в упор.
– Что ж ты не спрашиваешь? – говорит Рита.
– О чем?
– О Володе.
– Ну, а что… Как он, еще на катере?
– Ты что, Лен? Ты что – не обижаешься?
– Ну, а что… Значит, он полюбил. Что ж…
– Ты с ним спала?
– Да как… Разве это важно теперь?
– Ты совсем-совсем не обижаешься?
– Я… его любила… Мне тяжело.
– Ничего, переживешь. Найдешь кого-нибудь понадежней. Тебе нужен такой, чтобы за ним прятаться.
– Мне нужен… мне нужен… – плачет.
– Да ты что, Лен? Брось. Он никогда о тебе не думал. Он только о жизни вообще. Ему нужна такая, как я, беспощадная.
– Ты меня… растоптала.
Лена уходит, медленно, жалко. Рита смотрит ей вслед и что-то мешает ей быть хозяйкой жизни. Как будто соринка в глаз попала. Она отбрасывает рукой – то ли прядь волос со лба, то ли минутную слабость.
– Тряпка, – говорит она негромко.
Рита в «Пежо». Володя выходит из парадного. Она сигналит. Он подходит.
– Сядешь? – говорит она, играя глазами.
– Тебе не кажется, что ты поменяла роли?
– Не-а. Мне так нравится. Женщинам вообще нравится сверху.
– А что им мешает? По-моему, и мужчины не против.
– Трусость им мешает. Будешь садиться?
Он садится. Молчит.
– Ну? – говорит Рита
