Он узнал тех, чьё присутствие чувствовал не так давно.
– За мной… – проговорил он, отстраняясь от глазка.
Старик отступил от двери и тут же уверенно шагнул на прежнее место. Нет уж, так просто он не уступит. Границу будет держать до последнего, вверенную ему территорию врагу не отдаст.
– Ага! – азартно завопил Ирвин. – Поодиночке страшно на старого ветерана! Без боя не сдамся! Так просто меня не возьмёшь. Убирайтесь, гадины! Пока не пришиб!
Бедная социальная работница попятилась.
Смерти расступились, пропуская её.
– Во-во! – радостно закричал Ирвин, в надежде что незваные гостьи отступают. – Бегите! Я страшен в гневе, етить вашу мать!
Социальная работница бегом бросилась вниз по лестнице. А Смерти спокойно подошли к двери. Ирвин содрогнулся, но не отступил.
Молодая Смерть качнула головой – мол, выходи.
– Рано мне ещё! – крикнул Ирвин. – Убирайтесь! В дом не пущу и сам не пойду. Рано мне, рано…
Рот Старухи исказила кривая улыбка.
На лестнице послышались шаги, ровный уверенный ритм сменяющих друг друга каблуков, по нарастающей. Девушка с ржаными кудряшками появилась на лестничной клетке. От ушей к сумочке тянулись провода, завершаясь плеером, выглядывающим из внутреннего кармана сумки, из-под молнии. Губы девушки подрагивали, вторя словам песни. Ирвин умолк и обречённо прижался к двери. Сердце тяжело ухнуло и камнем повисло меж рёбер. Девушка тем временем надавила на звонок и, не отпуская кнопку, стала стучать.
– Уходи, не сегодня, я слишком устал, – заговорил Ирвин, преодолевая себя. Но девушка пристукивала ножкой и мотала головой в такт музыке. Она не слышала его.
– Вон! Вон отсюда! – закричал старик. И эти слова пролетели мимо белокурой гостьи.
– Деда, открывай, – крикнула девушка, продолжая одной рукой давить на звонок, а другой колотить в дверь.
Ирвин спиной навалился на дверь с другой стороны, словно пытаясь подпереть невидимую границу собственным телом. Но преграда не выдержала: напор юности прорвался сквозь сопротивление постаревшего воина. Он не мог противиться, повернулся и впустил гостью.
* * *
Девушка обняла деда, вытащила наушники и небрежно кинула их в сумку, так что часть проводов петлёй свесилась из зубчатого рта молнии. [ерти за спиной внучки прошли в дом Ирвина. Тот, обнимая кровинушку, проводил навязчивых дам тяжёлым взглядом. При внучке он не мог позволить себе казаться сумасшедшим. А троица, мелькнув в коридоре, углубилась в комнаты. Внучка отстранилась, Ирвин взял её за плечи и заглянул в лицо. Его губы осветила улыбка. Глаза – как будто кто радужку из облачного агата выточил; мягкая, как губка, кожа на первый взгляд могла показаться неровной, но это ощущение не вызывало неприязни, скорее желание прикоснуться; красивый рот, с чуть выступающей вперёд нижней губой…
– Вылитая бабушка, – Ирвин крепко прижал внучку к себе, погладил по спине.
– Ну, хватит, я устаю от сантиментов, – закапризничала девушка, высвободилась из объятий и принялась разуваться. Потом скинула твидовое пальто, смотала шейный платок и вместе с шапкой кинула на узкую обувную тумбу.
– Лера, что ты как кошка шипишь на меня. Я тебя и так не часто вижу, дай хоть насмотреться.
Внучка фыркнула – мол, каждую неделю «насматривается» – и прошла на кухню.
– Социальная работница ещё не приходила? – удивилась Лера, заглянув в холодильник.
– Не приходила, не приходила, – заворчал Ирвин, почуяв укор. – На что она мне? Я сам неплохо с хозяйством справляюсь.
