Что имеем, не храним, потерявши – плачем - страница 11
Иногда, он, куда денешься, о природе писал, что глаза его высмотрели. Этого добивался от него и его декан. Но описать его, надо было умно, чтобы заинтересовать читателя, находить выразительные простые слова, детали.
Вот и сейчас он, еле дыша, добежав к назначенному месту, стал на крыльце университета, с букетом роз.
Рынок, слава бога, был рядом в двух шагах с университетом.
Добежал до закрытия, выбрал три розы.
Хотя и, для бюджета его, розы были, почему не сказать ему об этом, дорогие на этом рынке. Не по его деньгам были там розы. Но ничего ведь не поделаешь. Раз надо. Схватил, и снова бегом к университету, на назначенное место.
Со стороны, он, наверное, выглядел все равно потешно. «Верзила», под метр семьдесят семь. С небесным цветом рубашке, наброшенный небрежно на правое плечо, на всякий случай, видимо, на случай не погоды, конец сентября все же, свитер, бежит с розами на руке. Ну, что поделаешь, зачем его осуждать. Все понимают, куда он бежит с холодным потом, с этими розами. Конечно же, на свидание к девушке.
Еще ему хочется курить. Пристрастился же на свою беду, к табаку, к этому наркотику. Завел даже себе моду, как у корифеев, пишущих модные романы. Купил трубку. Трубка и теперь у него в кармане. С ним он никак не хочет расстаться. В людях, он еще стеснялся, курить из трубки. Этим он баловался, когда писал в одиночестве свои статьи и очерки, а для улицы, у него были сигареты.
Забавно иногда наблюдать было за ним.
Но, тут, ничего было поделать. Взрослел он, взрослел с ним и его обиженная сегодня страна.
Время, на его отцовских часах (он ему по окончании школы подарил), пора уже ей показываться на горизонте. А то уже глаза у него устали, всматриваться вдаль и по сторонам. А пока, точно, больше он уже не может сдерживать свой позыв организма, привыкший к табаку. Розы он переложил на левую руку, а с правой рукой, держал сигарету.
На крыльце тут, в это время, чуть распоясался, а и правда, осенний ветер. Шевелил его волосы, мохнатые ресницы. Приходилось после этого промаргивать их, чтобы они не лезли на глаза. Мама тогда еще в деревне, восхищалась с его ресницами. «Ах! Сынок, откуда, откуда у тебя такие мохнатые ресницы? Тебе бы девочкой родиться было. Какой ты у меня…».
Ну, что поделаешь, не давала ему ни на одну минуту покоя мама. Все время она лезла в его голову, где бы он не находился: в аудитории, на летучке в редакции, а тут еще и на этом, в его первом жизни свидании с девушкой. Понять её, конечно, он может. Правда думает она о нем, в день и ночь. А, вот, как облегчить её одиночество, после как ушел из дома папа его, он просто не знал. Конечно же, он всегда думает о своем маме. Почти каждый день. Где бы, он не находился. Сравнивал свои поступки со своей мамой, мысленно спрашивая у нее, как бы она на его месте поступила, сегодняшними риалами. Временами, он говорил, уверяя себя: «Скоро, мама. Скоро я тебя заберу в город». Но ведь, это только, слова были. Понимал ведь он, не глупый же был. Чтобы забрать к себе, свою маму, ему надо будет квартира. А квартиру заработать, по сегодняшним плавающим ценам, человеку, со средней корзиночным пайком, установленным там, говорят, с Москвой, надо работать двадцать лет, или всю жизнь. При этом: ни есть, ни пить, и не иметь никакой одежды. Вот и думай, какой жизнью будет жить он, после университета, если ничего не изменится тут в стране.