А пока он, смирненько застыл на этом крыльце, ждет свою ли девушку? Небесную красавицу.
Но она, почему – то опаздывала. Время у него на часах уже, перевалило на пять минут, назначенного времени. Поэтому, невольно ощутил беспокойство. Глазки у него забегали. И даже повлажнели. Обидно же. Но сигарета у него на руке еще дымил. И он его, жадно, нервно втягивал в легкие, и от этого у него, слабо еще кружился голова. Да ведь и уходить ему из этого места нельзя, да и стоять на виду у всех, как – то было ему неудобно. Он же не слепой, как незнакомые ему люди, проходя мимо от этого крыльца, понятливо улыбались, а некоторые даже, из тех, молоденькие, пыхтя в зубах сигаретами, покрикивали ему нарочно. «Тоскуешь! А давай с нами?». В эти секунды, он от них отворачивался, или задирал глаза к небу. Ранимый он, конечно, был, как все мальчишки деревенские. Злился, недовольно дергался губами, на этих окрикивающих. Но упорно продолжал стоять. Он не верил, что его так подло может обмануть эта «роза». Вскоре, аллилуйя! Действительно, он услышал, совсем с другой стороны, со стороны рынка, топот ног, и заливистый выкрик.
– Володя! Я тут! Тут! Извини! Я опоздала.
К всеобщему удивлению, запоминающий, просто кадр. Какое это счастье. Он дождался, все тки же, свою «розу». Отлегло душа его. Ура! Не отошел никуда, выстоял. Упорно стоял, ждал её, казалось бы, единственную. Самому ему смешно. Действительно ли это, было правдой? Когда он мысленно обратился к ней, подбегающей.
«Единственная. Роза моя».
И слова такие отыскал в своем багаже. Просто удивительно, когда у человека голова набагрен, и это его первое в жизни свидание.
Она даже за свое опоздание – чудеса! Чмокнула в щечку ему, взяла из рук его эти три розы, поднесла её к своим алым, влажным губам. То ли, понюхала, то ли – наслаждалась с той проделанной работой его. Подняла на него, свои большие невинные глаза, утонуть ему в нем можно, бережно, как и розы в руке держал он, прижалась к нему, затем жарко прошептала.
– Володька – а… Я так счастлива. Это чудесно же. Спасибо тебе.
А он ведь этого от нее, а и правда, не ожидал. Да и конкретно, мысленно этого даже, представить наяву он не мог. Она, вот, взяла, сделала. Сама, никто ей об этом не просил. Прижалась губами к его губам. При этом стыдливо зажмурила глаза.
– Вот, – затем она сказала. – Я так представляла свое первое свидание, Володя. Мне скоро двадцать будет, а ни разу не целовалась с парнями. Удивительно, да? До этого… – как она торопилась сейчас. Говорила, говорила, боялась, что её перебьют. – Сколько в своих снах я грезилась, какая она будет, это мое первое в жизни свидание. Понимаешь, Володя. Я представить не могла, какой – то грубости будет со стороны тебя. Бежала, бежала, чтобы не опоздать. И опоздала. – И звонко рассмеялась, снова прижавшись к нему.
А ему, надо ли отвечать, этой небесной «розе?» Но он обмер, заглох, от её смелого поступка. И поверить к её поступку, ему было трудно. Он еще не осознавал, да не пришел еще в себя, что вообще приобрел. Он, как все мальчишки из деревни, считал, и даже в спорах иногда доказывал, само уверившись, что нет таких теперь девушек, невинных, как они говорили между собою, «овечек», в связи с этой переменой в стране. Они, эти мальчишки из деревни, видели, как люди, окружающие их, в этой «тумане» изобилии, обещанным московским начальством, из телевизора, ломается нравственный уклад жизни, этого сообщества. Этой грязи, они видели сейчас, на каждом кадре из телевизора. В университете, на улице, на экранах телевизоров, особенно, видели эту пошлость. А эта, не укладывалось в голове его. «Где она была?» – спрашивал он с себя сейчас, когда это сообщество «плевалась» от этой повседневной пошлости. Быть может в лесу? Пряталась вдали, от этой пошлой грязи, захлестнувшей все города и села, деревень, этого сообщества». Поверить этого, ему невозможно. Не дорос он, видимо, до этого понимания. Потому он и растерян. Не знает, что и предложить ей сейчас, этой «розе». Или им, правда, чтобы разрядить обстановку, надо, видимо, пройтись вдоль по территорию университета, или все же забежать «кафе», и там чуть подзакусить. Раз он просит. Благо, денег в кармане есть у него. В редакции ему выдали за статью немного денег. Конечно, квартиру на них не купишь, но жить сносно ему теперь, как бы сказать, с ужимками хватало. Да и мамины деньги почти все еще у него лежали в сохранности. В сбербанк он так и не отнес, побоялся повтора. Да, повтора. Как со старыми вкладами. Тогда все отцовские деньги, которые лежали у него в сберкассе, все до копейки обесценились, в связи с этими «глупо – воровскими» реформами, происшедшее в стране, в Ельцинском правлении. Парторг, не сообразил, вернее, не поверил, что так они поступят со своим народом, а мама, «глупая училка» по отцу, выходит, сообразила, вовремя, заранее поняла, куда катиться страна, во главе самопровозглашенным «царём» Ельциным, цепляющихся за советниками США. Выстояла в очереди в сбербанке, вовремя превратила деньги, на эти доллары. Тогда эти, американские доллары, стоили почти один к одному, со старыми вкладами. Этим самым, оказалась всех умней, что ли она. Помнит же и он. Недавно только это было. Школьником еще был, видел, как люди в деревне рыдали крокодиловыми слезами, с потерей «смертных» денег, или, все же правильнее сказать, не стесняясь, обокрала у них эти деньги «родное» государство, без зазрения совести.
