– Тебе еще не говорили? – осторожно замечает ему Марина. – Тебе надо, Володя, срочно надо менять профессию. Ты очень, очень ранимо воспринимаешь эту нашу сегодняшнюю жизнь. Как моя мама мне говорит. «Доченька, живи в свое удовольствие, не обращай на происходящее. Уже ничем её не изменишь. Учись, и не думай ни о чем. Мы у тебя есть». Права, она, наверное. Я вот сама… мечтаю по окончании университета, пойти дальше учиться. Поступлю в аспирантуру, потом, если доведется, выйду замуж, рожу ребенка. Не это ли счастье, Володя. А ты… пиши, пиши. У тебя и стиль хороший. Мягкий, деревенский. Ненавязчивый. Правда, правда. Ты, я чувствую, далеко пойдешь. У тебя дар, Володя. Ты умеешь в людях видеть такое, такое… Мне даже как – то страшно. Боюсь я за тебя. Сегодня, правда, как сказать – то… за это ругают… правду писать. Хотя 29 статью из Конституции Р.Ф. никто не отменял. Вот, что удивительно, Володя.
Он, конечно, растерян от таких её слов в его адрес, потому, смущенно приумолк, с волнения стал тереть пальцем кончик своего носа. Затем, все же, сказал, что до этого думал о Марине.
– Ты простишь, Марина, если я спрошу у тебя? Ты, – он сжал кулаки от волнения. Хотя и волноваться, что было. Ну, задаст он свое предположение, о чем он думал, в ожидании её, когда стоял с розами в руке, на крыльце университета.
– Ты, Марина, никогда не жила раньше в лесу?
– Не поняла тебя, Володя. Что за глупость ты говоришь. Это почему я должна жить в лесу?
– Когда я тебя впервые увидел, услышал твой голос, глаза твои, мне показалось, что ты жила раньше, вдали от злых сегодняшних людей. Нет, подожди, Марина. Ничего тут смешного. Дай закончу. А то я совсем запутаюсь.
– Хорошо, Володя. Продолжай, – говорит ему Марина, насторожившись почему – то.
– Ведь тебя, когда увидел впервые, ты, Марина, мне показался не от мира всего. Ты такая, такая чистая, милая. Таких теперь, вряд ли где еще сохранились. Даже в деревнях. Чистых, нравственно еще не избалованных. Взять даже нашу группу. Там всего из парней я один из деревенских, а остальные, барышни – городские. Ты уж извини. Если скажу. Все они истасканные. Да и, покажи им деньги, с любыми куда пойдут. А ты, другая…
– До чего пошло, Володя, – смеется через силу Марина. – Пусть живут. Это их жизнь, Володя. А я, – если хочешь знать, – кусает губы Марина, думает, сказать ему, или не сказать. Затем решается. – Я ни в каком лесу не жила. Лесом, Володя, была моя квартира, или наша пригородная дача, где мама меня до сегодняшнего дня держала взаперти. Я не могла без её спроса, никуда не уходить из дома. Поэтому, в университет она меня провожала. И сегодня она встречала меня. Почему я опоздала на наше свидание. Мама не отпускала. А когда она удалилась в ванную, я быстро оделась, и бегом сюда.
В замешательстве, он позабыл даже, что при девушке нельзя курить, забыл об этом, с волнения чиркнул спичкой, прикуривая сигарету. Они уже почти дошли до «кафе». Осталось им перейти только дорогу. Впереди их, ярко кричал рекламами городской центральный рынок. Было много народа. Машины, городской транспорт, шумно высаживали очередных пассажиров, выплевывая их, из толстой кишки автобусов. Там действительно кипела жизнь: несчастных и счастливых, калек, и беспризорников, цыган и цыганят, бомжей и безработных. Ну, все герои сегодняшней городской жизни. А тут, они, на небольшом, на продуваемом ветром пятачке, перед дорогой, застыли напротив «кафе», выжидая, когда освободится дорога от проезжающей машины, два молодых человека: парень, двадцатилетний, да и девушка, не земной красоты, с большими небесными глазами. Стоят в раздумье, как и страна сегодня, ожиданием правильного курса в будущем, свое правление преемником Ельцина. Кого он выберет в дальнейшем, помощь себе: олигархов этих, расплодившихся при нём, которые» хитрой» приватизацией, обокрали страну.
