*
– Учись, – напутственно говорили ему. – Успеешь, шею сломать, на этой ниве.
Потому он и учился. Нравился ему, эта его специальность. От кого эта тяга его? В семье у него никто не писал. К отцу, когда он работал парторгом, конечно, приезжали районные корреспонденты, давал им информацию о своем деревне, о людях, о коммунистах. Все было. Но тогда был социалистический строй. Теперь в сообществе, другие порядки завелись. К этому ему, надо было еще приспособиться, чтобы выжить в этой сегодняшней провинции. Хорошо еще, учится бесплатно. А, вот, с сентября, в университете, открылись платные факультеты. Это страшно, особенно из деревень молодежи, желающие учиться в университете, где он учился. Многие затем, не выдерживали, уходили, надеясь подзаработать пока где – то в стороне, а потом вернуться сюда с деньгами. Но вера эта была, все же иллюзорная. У родителей, ясно, для них денег на оплату учебу, не было, а они сами, где могли подзаработать в этой системе, когда заводы существующие, выкидывали пачками на улицу своих рабочих, и не выдавали заработанные деньги месецами. Там, местные феодалы, из той прошлой власти, узурпировав эти заводы, месяцами не оплачивали заработки своим работникам.
В редакции, его, конечно, успокаивали старшие коллеги, с потерей его мамы. Говорили: понимаем «старик», держись ты только, мужик все же ты. Затем, так и надо, видимо, отказываться было нельзя. По виду, они, вроде, все же были к нему искренны. Собрали они ему, некоторую сумму денег. «Помощь тебе» – как ему сказали. Немного, но как он рад был к этому. Непростое время, поделились с крохами своими. Он даже, что уж скрывать, чуть прослезился, от этого их внимания. Потом, когда получил новое задание, отправился в университет. Тут он уж отчитался, перед деканом, подробно, о смерти своей мамы. А зачем это надо было декану? Он, видимо, как понял его, хотел пробудить в нём, чтобы он описал свою поездку, как небольшой рассказ.
– Это всем надо. Я знаю. Ты сможешь это рассказать.
Ну, не было никакого энтузиазма у него, описать все это на бумаге. Не было. Если бы он даже и смог, не стал бы этого делать. Еще были свежи раны, а тревожить их он, сейчас не хотел, и не желал. А декану, сказал только, неопределенно: подумаю.
После занятий, он позвонил Моно Лизе, спросил, как у нее на работе дела, дождался, когда она его спросила, когда он к ней подойдет. Договорились встретиться в её квартире.
Она еще прокричала.
– Ты ничего не покупай. В холодильнике у меня все есть. Не трать деньги. Хорошо?
Затем он, встретился, тут же, в университете, с Мариной. Вернее, она сама прибежала в его факультет. Повисла на его шее, чмокнула в его щечку.
– Володя, – ахнула она. – Как я скучала по тебе, пока тебя не было. Ты сегодня занят?
– Да, Марина, – вынужденно приврал он. – Статью надо писать. Занят, извини. Следующий раз, если получится, хорошо? Ты не обиделась?
– Нет, Володя. Хотя, моя мама, из любопытства, наверное, хотела узнать от тебя подробно, о смерти твоей матери. Ладно. Скажу ей, что ты занят.
Видимо, Марина всерьез огорчилась, отказам его, но сделала вид, что ничего не произошло.
«Вот, выдержка», – только и констатировал он, чмокнув напоследок ей в щечку.
*
Расстались они хорошо, на выходе университета. В том же самом месте, где он с букетом роз стоял и ждал её, буквально несколько дней тому назад, на своем первом в жизни свидании. По отношению к ней, он, конечно, не совсем галантен и серьезен, но, а что ему было делать, если так стремительно летит жизнь его, без правила и оглядки. Не случилось бы с ним, в тот раз ничего, и не упал в обморок, он бы, не познакомился с Моно Лизой, как бы упавшей тогда, на его голову, с неба. Он же, просто человек, да и еще, не опытный, в этих, как это сказать, в знакомстве с женским полом. Что ж его ругать. Он ведь, никого не выбирал. Так, обстоятельства сложились. Первая была Марина. Затем, на его беду, он встретил Ларису, которая поддержала, помогла в тот момент, когда он, никем не поддержанный, валялся на газоне травы, у тротуара, ждал чью – то помощь. А её помощь, была для него, видимо, жизненно важно тогда. Прошла бы она мимо, может случилось с ним что – то страшное. Ведь, в сегодняшней жизни, нельзя голо осуждать, невниманием людей. Они ведь не виноватые, что стали равнодушными к чужим бедам. Человек, сегодняшний, как бы он, остался теперь в одиночестве, что ли. А он, в одиночестве теперь, никому не нужным стал: живой он, мертвый, всем сейчас было по барабану. Каждый сегодня выживал, как мог, в одиночестве. Нет, теперь и этого, как при социализме, братства. Человек теперь в сообществе, ходил просто, как бы, завязанными глазами. Так ему легче, казалось, ориентироваться в этой ему жизни. И правило у него, одно, вынужденное: никого не вижу, никого не трогаю, и лишних не для власти слов не употребляю. С таким правилом, конечно, страшно же жить сегодня. Но ведь выбора, нет у них?
