– Я думал, что ты медицину изучаешь, ушел в интенсивную медитацию, приедешь такой же маг, чародей, и волшебный целитель, как Аланд.
– Медицина была вполне традиционная, интересная школа, много нового, полезного, и медитация, всё как полагается, тебе было б не вредно туда прокатиться. Не хочешь?
– Нет, ты что, ты приехал, а я куда-то поеду? Аланду такое не посоветуй, а то он меня мигом ушлет, я и так последние месяцы жду, когда он мне нагоняй устроит. Я стараюсь, а в голове путаница какая-то. Ты мне скажи, я здоров? Я без тебя ни разу не болел, а последнее время все валится из рук, на меня все сердятся, трясут, и чем больше трясут, тем я становлюсь бестолковее.
– Тебе надо из Корпуса уходить.
Вебер даже остановился.
– Фердинанд, ты что сказал?
– Я говорю, из Корпуса уходи, ты сварился в себе, пора пойти подышать, пошуметь, с людьми пообщаться. Гейнц тоже ведь так и не играет со сцены, Аланд его не выпустил?
Вебер растерялся, словно это не Абель с ним говорит: имя Аланда произносит почти с пренебрежением, и не пытается этого скрыть, Абель не мог такое говорить.
– Фердинанд, у тебя что-то случилось? Ты совсем не похож на себя.
– Плохо, что ты каким был, таким и остался. В длину вымахал, в плечах раздался, голова под завязку набита непонятно чем. Вебер, у тебя хорошие шансы дураком умереть, и это, честное слово, обидно, во всяком случае, мне. Странно, что это устраивает Аланда.
– Ты как-то непонятно говоришь, словно ты сердишься на меня, на Аланда, на всех.
– Пойдём к нашим, поругаемся.
– Так прямо с порога и начнешь?
– Я не устал, думаю, и им не с чего, судя по твоему виду все тут валяют дурака.
– Фердинанд, всё не так, Кох – полковник, Карл его почти догнал. Они все так играют! Гейнц как играет! Ты сейчас со всеми переругаешься – Аланд опять тебя выгонит.
– Думаю, что не сразу.
Абель улыбнулся, больше всего Вебер тосковал по его улыбке.
– Ты шутишь, Фердинанд? Ты пугаешь меня?
– Всё такой же пуганый? Ничего не бойся, что будет, то и будет. Жить интересно, если ты этого не чувствуешь, то в твоей жизни что-то не так, ты не болен, ты спекся, это иначе не лечится, кроме как пойти в великий разнос.
– Как это, Фердинанд?
– Надо, чтобы у тебя у самого дух захватывало от твоей жизни. Ты неплохо поучился, не спорю. Давно тебя стало так душить?
– Когда ты не приехал зимой, я очень ждал тебя, я уже не мог больше ждать.
– Ты уверен, что впервые именно тогда это почувствовал?
– Когда ты после первых трех лет не приехал, тоже было нехорошо, потом прошло, и я еще три года нормально учился.
– Я у тебя стал единицей измерения времени? – Абель рассмеялся.
Вебер, благодарный ему за его возвращенный смех, уткнулся в плечо Абеля. Огромного сильного плеча Абеля он не почувствовал, одежда скрывала его худобу, ощущение, что ты прислонился к широкой надежной стене, исчезло, плечо Абеля было почти острым.
– Ты похудел, Фердинанд.
– Идем, забросим чемоданы, и – к нашим.
– Что в твоих чемоданах? Тяжелые.
– Черновики, статьи, бумажный хлам, приходили мысли. Надо теперь хорошенько поработать, пока ты не начал куролесить.
– Я не собираюсь, Фердинанд, я счастлив. Особенно теперь, потому что ты, наконец-то, вернулся. Гейнц целыми днями со мной занимался, но тебя всем не хватало.
Поставили чемоданы, Абель высоко, как перед операцией, намылил и смыл руки, хорошенько умылся и опять засмотрелся на Вебера.
– А бритье наголо тогда явно пошло тебе на пользу, шевелюра роскошная, прямо как у Аланда, только серая. У тебя мать светленькая была?
