Что-то из классики - страница 4

«Чайный дворик» бабки Анисьи был местом всеобщего притяжения. Он тоже полюбил эти посиделки у самовара, где все болтали обо всём, но никто никому не мешал. Полюбил слушать витиеватую речь хозяйки, хотя порою понимал совсем мало. Добродушное кокетство старушки поднимало ему настроение, здесь он почти забывал про свою «иностранность».

Бабка Анисья уже давно подвизалась в музее торговлей душистым чаем, пирожками, ватрушками, лукошками, лаптями, семечками, сушёной рыбой и прочим тем, что её деревенские соседи могли предложить вкусного или сувенирного. На время съёмок она взялась держать и обеспечивать «копеечный» буфет, разливая из пузатого самовара чай с лесными травами, и продавая пирожки с разными начинками. И всё-то у неё было эдак ладно и смекалисто, приправлено русским колоритом. Всегда весёлая бодрая и румяная, бабка Анисья, вряд ли видела хоть один фильм с его участием, но быстро уяснила, что народ там, где «звезда». Она смело подхватывала его под руку, с прибауткой усаживала на выгодное местечко поближе к самовару, вручала чашку с чаем, и начинала занимать разговорами, успевая поворачиваться к другим голодным или любопытным. Она знала массу историй об усадьбе, ещё дореволюционных, ещё от своей прабабки, да и сама повидала «партийных бонз», поработав на разных должностях в усадьбе в советское время. Кроме того, знала всё о пользе и вреде каждой травинки из окрестного леса, и какие грибы в какой год лучше родятся. Помнила все приметы и церковные праздники, а также до церковные традиции, поэтому, темы для застольных бесед, историй и разговоров не переводились у неё никогда. На её рассказы собирался народ, и деревенские пирожки только и поспевали с утра до вечера.

Беспрерывные посиделки за самоваром приводили Ивана Алексеевича в неистовство, с коим он налетал частенько на буфетную компанию, разгоняя молодёжь «по местам» с ворчанием: «Вам бы только чаи гонять, и плюшки на боках отращивать, лентяи, метла по вам плачет!» Несмотря на его громогласие, никто не пугался его по-настоящему, но старательно делали вид.

Потом, конечно же, возникал спор с бабкой Анисьей, которую Иван Алексеевич без устали обвинял в «злостном вмешательстве в рабочий процесс» и призывал к её совести, а та без малейшего промедления вворачивала ему в ответ про «привлечение клиентов», «стандарт сервиса» и «процент с продаж».

Всё это было забавно, словно неписаная театральная постановка, которую все исполняли с отдельным удовольствием изо дня в день. Так и он, подчиняясь событиям, отставлял кружку с чаем, забирал с собой свою «звёздность», кланялся к ручке бабки Анисьи с парой английских фраз, и удалялся до следующего чаепития. Иван Алексеевич шёл, ворча, за ним, а бабка Анисья кричала в след: «Слышишь, Лексеич, шта он сказал-та?» И тот отвечал ей с разными вариантами что-то вроде: «Сказал пасибо тебе, Анастасия Фёдоровна за чай, за ласку, и что булочки твои так хороши, так хороши, видать никогда не зачерствеють!» Та притворно ахала, прикладывала ручку к щёчке, и, бормоча: «Жентльмен, ох, жентльмен!», садилась пересчитывать выручку.

Сегодня вокруг прилавка Анисьи царила пёстрая красота. На прилавках расцвели яркие розы, переплетаясь с узорами зимы и лета. Словно сказочные жар-птицы вспорхнули вокруг. Это она разложила на столах платки и шали на продажу. И сидела за прилавком, сама в платке на седых кудряшках, весьма довольная собою.