Есть хотелось сильнее, чем мыться. В судках Мира обнаружила суп и кашу, в горшке – ломти жареного мяса, еще не остывшего. Первый голод утоляла жадно, не перекладывая еду в тарелки. Все одно, никто не видит. И, вцепившись зубами в теплую булку, вдруг заплакала.
Вспомнилось… Как после побега, проведя в дороге двое суток, очутилась в незнакомом месте. Денег не было, от голода и усталости темнело в глазах. Идти – некуда. И в голове – пусто. Даже страха тогда Мира не испытывала. Ей казалось, что жизнь закончилась. Без Вольки ее нет.
Но вот так, чтобы с моста прыгнуть или под поезд – нет. О таком она не думала. Полагала, что боги решат, жить ей или умереть.
Боги и решили. Вернее, богиня Жива. К ее капищу привела Миру дорога. Столб высотой в человеческий рост, с привязанными к нему липовыми вениками. И родник рядом.
Вода из родника утолила жажду, но не голод. Умывшись, Мира отдала богине последнее, что у нее оставалось – серебряное колечко, подаренное Волькой. Не такие дары Живе приносят, но Мира – от чистого сердца. И с просьбой, даже мольбой о помощи.
Жива дар приняла, исчезло колечко на алтарном камне. Сама не показалась, но прислала к капищу пожилую женщину. В платье не богатом, но и не бедном. И в шляпке с вуалью.
Женщина та Миру и пожалела, пригласила к себе, накормила. Вот и вспомнилось, что тогда Мира ела так же жадно, глотая слезы. Думалось, что это Волька помог, ведь его подарок приняла богиня. И сейчас – тоже он.
Мира заставила себя положить ложку. После доест. И отправилась за чистой одеждой к шкафу. Рубашку нашла, длинную, ей до коленей. И халат. В тот можно завернуться целиком, как в одеяло. Если позволили, почему бы нет?
В ванне Мира чуть не уснула. Но все же справилась, и рубашку на себя натянула, и в халат облачилась. О носках вот… не подумала. И босиком отправилась на кухню, ставить чайник. Булки лучше с чаем есть.
На кухне хозяйничал Владимир. На столе появились тарелки и чашки, столовые приборы. И еды прибавилось. Не покупной, домашней. На блюдце – тонкие ломтики ветчины и сыра. Овощной салат в миске. Блины с начинкой. Баночки с медом и вареньем. На плите шумел чайник.
– Матушка? – спросила Мира, присаживаясь на табурет.
Владимир кивнул, ополаскивая заварочный чайник. Не обернулся. Мира не застала его врасплох.
– Ты там посмотри, в комнате, – сказал Владимир. – Матушка и одежду передала. Марьяна не все забрала.
– Марьяна…
– Жена Влада, – пояснил он. – Владислава.
– А, да, я слышала, – вспомнила Мира. – Он женился.
– Ага, – согласился Владимир. – Поперед старшего брата пролез.
– А ты…
Мира хотела спросить, отчего Владимир не женился, но вовремя спохватилась. Ей, конечно, интересно, но… как-то стыдно, что ли… Да и права она не имеет о личной жизни расспрашивать.
Владимир хмыкнул. Ополоснул чайник кипятком.
– Я не…
Мира опять замолчала. И почему она должна оправдываться?
– А я, Мир-р-ра… – Отчего-то буква «р» в ее имени получилась раскатистой, грохочущей. Владимир звякнул крышечкой от чайника. – Однолюб.
Он, наконец, посмотрел на нее, и Мира поежилась. Халат плотнее затянула. Не испугалась она, вовсе нет. Просто…
– Ты мне объяснения задолжала, – заявил Владимир. – Хочу услышать твою версию о том, что произошло пятнадцать лет назад.
Да, неприятно. Собственно, Мира догадывалась, что он захочет узнать. И, наверное, придется говорить правду. Ложь он почувствует.
