– Эй! Какого рожна вы тут делаете? В игрушки играетесь? Или вконец спятили оба?
Фокстерьер поднял голову. Прямо над ним на торфяной насыпи стояла одна из черно-белых овчарок. Ее глаза горели яростью и недоумением, и от нее исходил запах, полный невообразимого гнева.
Надоеда ответил, чувствуя себя совершенно сбитым с толку:
– Не сердись, пожалуйста, мы ничего такого… мы ничего плохого не хотели… Нам, понимаешь, нужен хозяин. Мы пока бродячие… вот и решили присоединиться…
Рауф подошел к нему и молча выжидал, что будет дальше.
– Нет, вы точно с ума спрыгнули, – сказала черно-белая. – Это ж надо, гонять овец вверх-вниз по склону, гавкая и кусаясь! Вы вообще с какой фермы, ребята? Хозяин ваш где? Ты, чучело, нашу овечку покусал, у нее кровь идет! Да я за это тебя…
Ошеломленная овчарка от возмущения просто не находила слов. Она источала такой гнев, что Надоеда напрочь потерял способность соображать – точно от близкого раската грома или запаха суки в пору течки. Азарт погони, уверенность в дружелюбии человека у озера, надежда обрести дом – все исчезло, когда он оказался (столь же внезапно, как давеча Рауф перед озером Лоу-Уотер) перед недоумевающей и негодующей овчаркой. Разговорам и спорам больше не было места. Все происходило точно в дурном сне. Что бы они с Рауфом, действуя из самых лучших побуждений, ни натворили, это, судя по всему, было много хуже, чем наблевать на ковер или цапнуть ребенка. Весь мир положительно ополчился на двоих беглецов, и разгневанная овчарка была всего лишь его острым оружием.
Надоеда лег и лежал неподвижно, позволив черно-белой собаке подойти и обнюхать себя.
– Простите, – покаянно сказал он. – Видите ли… мы правда не хотели… мы не…
– А ну отвяжись! – свирепо зарычал Рауф, обращаясь к овчарке. – Не тронь его, говорю! Не у себя во дворе!
– Не у себя, говоришь? А чьи же это тогда, спрашивается, холмы? Слышь, Лентяй! – обернулся он к подбежавшему товарищу. – Этот чудак говорит, что тут место не наше!
– Во оборзел! – ощетинился Лентяй. Надоеде он показался настоящим задирой, вечно искавшим случая подраться. – Они-то тут что забыли?
– Полегче на поворотах, приятель! – Рауф поднялся, показывая клыки. Из всех четверых он был самым крупным. – Вы-то что тут делаете, если уж на то пошло?
– Овец сгоняем, дурья твоя башка! Они разбегаются, а мы их отыскиваем и собираем! И тут вдруг откуда-то приносит двоих идиотов, которые сводят на нет добрый час нашей работы…
– А-а-а, это, видать, туристы безмозглые виноваты, – сообразил первый пес. – Ты! Который с нашлепкой на башке! Где, спрашиваю, твой хозяин? На вершине холма? Вы с этим черным балбесом, небось, погулять удрали без разрешения?
– У нас нету хозяина, – смиренно ответил фокстерьер. – Мы хотели познакомиться с вашим. Мы ничего плохого…
– Он вас для начала свинцом нашпигует, – сказал Лентяй и быстрым движением схватил мотылька, взвившегося из травы. – Это я вам обещаю!
– У него ружья нет, – заметил Надоеда.
– Представь себе, есть, – ответил первый пес. – Если будешь тут околачиваться, скоро сам убедишься. Помнишь, Лентяй, как прошлым летом хозяин застрелил негодную шавку, гонявшуюся за овцами?
– Точно, было дело… – Лентяй хотел было предаться приятным воспоминаниям, но тут снизу, из-под обрыва, донеслись вопли потерявшего терпение пастуха:
– Дон, лежать! Дон, лежать! Лентяй, ко мне! Лентяй, ко мне! Ко мне!..
