Чумные псы - страница 42

Кругом по-прежнему царила тишина и не ощущалось никакого движения, но терьер внезапно уловил приближение густого, воистину дикого запаха. Запах этот показался ему очень древним. Он восходил как будто из недр земли под лапами пса – жуткий, кровавый, запах, полный первозданной свирепости, от которого веяло короткой жизнью и быстрой кончиной слабейшего, разорванного на куски торжествующим врагом или собственной стаей, не ведающей жалости и пощады.

От этого запаха, проникшего в самую сердцевину его существа, голова у Надоеды пошла кругом, он вскочил, нетвердо держась на лапах, и кинулся прочь по холодным камням, не разбирая дороги. Рауф стоял неподвижно, чего-то ожидая, и, казалось, даже не заметил бегства приятеля. Вскоре фокстерьер остановился, вернулся, робко поджав хвост, и обнюхал косматую черную шубу Рауфа словно впервые.

– Рауф?..

– Сова и крыса, землеройка и ворона, – хрипло бормотал большой пес. – Только старше и злее…

– Разве ты сова, Рауф? Или крыса? Я что-то в толк не возьму…

Рауф опустил морду к земле.

– Очень давно, – проговорил он. – Лютый отец, а мать и того свирепее. Куда злее людей. Убивай, или будешь убит…

– Рауф…

– Волк и ворона. Овцы с ягнятами, запертые в овчарне. Разметать овчарню, набить брюхо. Челюсти крушат, клыки рвут… – И он зарычал, царапая землю когтями. – Как совы, только злее. Как крысы, только хитрее…

Оскалившись, он улыбнулся Надоеде. Из пасти у него капала густая, пенистая, остро пахнущая слюна. Терьер прижимался брюхом к земле в знак полного подчинения – и ощущал, как в нем самом пробуждается древняя, неукротимая, вроде бы давно утраченная, но оказавшаяся неистребимой сила, хитрая и беспощадная, гонимая голодом и живущая лишь для того, чтобы вынюхивать, преследовать, убивать, пожирать. Надоеда нырнул навстречу этой силе, заливаясь слюной и мочой в экстазе радостного повиновения, и она захватила его целиком, так что он тоже принялся кусать и царапать каменистую землю. Туман превратился в дурманящие испарения, которые в действительности исходили из его покалеченной головы. Надоеда сам чувствовал себя существом, которое соткано из тумана, высшей мудростью предназначенного укрывать охотника от намеченной жертвы. Туман окутывал долины между холмов, где совсем недавно люди прятались в мазанках и пещерах, пытаясь оградить себя от острых зубов хищных четвероногих недругов, кравшихся во мраке, – недругов, которых они не могли увидеть, покуда те не бросались из темноты на их скот и на них самих.

– Еда, Рауф! Еда, Рауф! Убьем ее! Убьем! Убьем!

– Да. Пойдем и убьем, – сквозь зубы ответил громадный черный вожак.

– Людей? Людей?

– Людей или их животных.

– Куда мы отправимся, Рауф? Куда?

– Туда, куда ведет меня запах…

Поспешая за Рауфом, Надоеда сперва чуял только пустоту высокого перевала и мокрую траву, словно бы сплошь укутанную бисерным покрывалом… Глаза и уши тоже ни о чем ему не рассказывали, да и нос бессилен был определить внятное направление. Запахи листьев, соли, дождя, вереска, папоротника, камней наплывали одновременно отовсюду и ниоткуда, и все их перекрывал запах клубящегося тумана. Возможно, внизу журчал ручей, но ватный туман поглощал его голос. Возможно, вверху продолжали гореть звезды, но их свет не достигал земли. Тьма, окружавшая собак, не была простой темнотой. Скорее их окутывала непроглядная пустота. Надоеда смутно понимал, что Рауф вызвал на помощь силу, принадлежавшую им по древнему праву и в то же время внушавшую ужас как людям, так и зверью, – ибо эта сила дышала первобытной жестокостью, не ведавшей моральных запретов. В обмен на призрачный шанс случайного выживания ты связывал себя единственным в мире законом – убивай, не то сам будешь убит! Надоеда вдруг понял, каким образом получалось так, что, хотя они с Рауфом продвигались вперед, камни, редкая трава и скалы вокруг ничуть не менялись, и почему он не мог уловить направление ветра, отличить дождь от тумана и глухую тьму от звездного света. Ибо они двигались сквозь время – двигались туда, где собаки и люди знали друг для друга одно слово: «враг»! Враг, которого надо обороть, перехитрить и убить! Острые сполохи боли вспыхивали и гасли у Надоеды в голове. Влажный воздух не проникал в легкие. Фокстерьер озирался кругом – и с ужасом видел, что они с Рауфом уже не одни. Бок о бок с ними сквозь туман бежали другие животные. Призрачные твари с настороженными ушами, болтающимися языками, пушистыми султанами хвостов – молчаливые, хищно-внимательные, знающие, что смогут заполучить только то, что удастся схватить, разорвать, отстоять в драке и затем проглотить.