Чувства и вещи - страница 3

Искушенные в имущественных конфликтах судьи и судебные исполнители отлично понимали, что это лишь начало, завязка хитроумной комбинации, и ожидали очередного хода. Внук не заставил ожидать себя долго. В создавшейся четкой юридической ситуации он мог получить наследство целиком, полностью, безраздельно лишь при одном условии – если бы удалось расторгнуть посмертно семейные узы, соединявшие долгие годы покойного родителя с его второй женой, объявить эти узы юридически недействительными. Тогда вдова автоматически выбывала из игры, и сын оставался единственным господином положения и имущества.

Но каким образом доказать, когда муж уже похоронен, что жена на самом деле не жена (а стало быть, и не наследница)? Возможно ли это?

Возможно, если удастся доказать, что семейные узы с ней заключены душевнобольным (на юридическом языке «недееспособным», а на языке обыденном – безумным человеком), который не ведал, что делал, что творил – женился или нанимал секретаря-стенографистку.

И вот в суд поступает новое исковое заявление. Суконным языком подобных документов в нем излагается то, что, видимо, бессилен выразить язык даже гомеровских и библейских песнопений: безумен мой родитель – установите и докажите это посмертно!

Теперь, когда после двух солиднейших (посмертных!) судебно-психиатрических экспертиз, бесчисленных судебных разбирательств, допросов, исков и ходатайств дело это закончено, первое, что удивляет, – убежденность внука, будущего врача, в том, что объявить человека сумасшедшим (тем более посмертно) – дело, в сущности, несложное, пустое, стоит лишь постараться и соблюсти известные, но, увы, необходимые формальности. Но и надо отдать должное внуку, – когда ситуация резко осложнилась и он понял, что без веских доказательств суд не вынесет нужного ему решения, он в поисках этих доказательств не остановился ни перед чем. Постепенно отвага неведения игрока-авантюриста уступала место осмотрительной тактике целеустремленного борца за материальные ценности – единственно реальные в этом мире.

Но окрыленность первоначальной уверенности в том, что это не только возможно, но и легкодостижимо, стоит захотеть и постараться, тем не менее удивительна, ибо начал дело внук, доказательствами не располагая (не появились они и потом, несмотря на бешеный расход молодой энергии), зато располагал он солидными научными оборотами: «деградация личности», «постоянные колебания интеллекта». Может быть, верил в их магическую силу? Он рос в интеллигентной семье: бабушка – академик, родная мать (первая жена «покойного безумца») – доктор медицинских наук, и соответствующие высокоумные термины, видимо, усвоил с детства, как и веру в их магическое действие.

Первая посмертная судебно-психиатрическая экспертиза, после весьма скрупулезного исследования всех медицинских материалов, отражающих жизнь покойного родителя от первых до последних дней, решила, что был он человеком совершенно нормальным, полностью отвечающим за собственные действия, и дееспособность его ни малейших сомнений не вызывает. Он был, как написали в заключении, «интеллектуально активен и эмоционально адекватен».

Однако эти тоже достаточно магические формулы на истца магического действия не оказали. Он пишет новое ходатайство о новой – на высочайшем уровне – судебно-психиатрической экспертизе и одновременно настаивает, чтобы суд опросил некоторых очевидцев безумия покойного родителя. Ходатайства были написаны по всей форме, с развернутой юридической аргументацией, и – удовлетворены.