Он хмурится. И мне так скверно, что виной этому я. Сколько уже неприятностей у Петра из-за меня!
— Это стресс, — он опережает мои слова и внезапно берет на руки. Я хочу возразить, но я так устала… Лишь таю в его крепких больших руках и кладу на плечо голову.
Как же с ним хорошо и спокойно… Я поддаюсь эмоциям и вжимаюсь в его тело, чувствую его сердцебиение. Оно учащается в унисон с моим.
— Тебе надо поспать, — Петр аккуратно укладывает меня на кровать. Медленно он убирает прядку волос с моего лба. Его теплые пальцы задерживаются на моей коже. Это прикосновение мне будто знакомо, оно словно родное расходится по всему телу приятной волной.
— Доброй ночи, Аня.
Я хочу попросить его не уходить, но понимаю, что это прозвучит глупо. Вместо этого я желаю ему спокойной ночи и смотрю, как отец подруги уходит.
Последние силы я трачу на то, чтобы стянуть с себя платье и натянуть до подбородка одеяло. Снова веду себя в его квартире слишком фривольно! Как я могла забыть про пижаму?
Меня клонит в сон, я проваливаюсь в дрему, но мой телефон разрывается от звонков. Я не в состоянии оторвать голову от подушки, меня снова отключает, но мелодия вновь вырывает из снов. Снов, где все хорошо, а горячая ладонь ласкает мою кожу и проводит пальцами по щеке.
Я хочу уснуть и проснуться в счастливой жизни. Без преследований мужа, без боли и обиды в сердце. Хочу, чтобы завтра наступил новый совершенно другой день. Такой, в котором нет разочарованного взгляда родителей. Всю жизнь я старалась во всем угождать им... И что? Сейчас я сделала то, что никто из них до конца не простит. Для моего папы побег дочери — несмываемое пятно.
Хочу, чтобы завтра все изменилось…
Пусть завтра будет началом: все исчезнет, все сотрется, будто ничего не было. Завтра — чистый лист. Кроме одного... Во всем этом кошмаре есть то, от чего я не могу отказаться. Единственное, что я не хочу менять — эту кровать и эту квартиру.
Хочу, чтобы Петр был рядом. Прямо тут, в этой самой постели: чтобы он лежал на соседней подушке, обнимал меня и гладил. Хочу чувствовать его кожей...
Хочу его тепло, его запах, слышать его голос, чувствовать его заботу.
Жаль, что, когда все закончится, мы вернемся к нашим прежним жизням, он будет моим боссом, а я — его подчиненной.
— Это, наверное, мама, — тихо произношу я, когда он заходит в комнату и смотрит на телефон. — Не знаю, как объясниться с ней. Я так виновата...
— Не надо. Во всей этой ситуации ты — жертва, Ань. Хватит во всем и всегда винить только себя. Это неправильно.
— Но это так, — вздохнув, я закрываю глаза.
— Нет, Ань, не так, — тихо добавляет Петр, и его голос сейчас такой же мягкий, как это невесомое одеяло; такой же уютный, как эта постель; такой же теплый, как его ладони.
Я слышу, как он выключает свет и выходит из комнаты. Мой телефон замолкает. А из коридора доносится его голос. Петр произносит имя моего отца. Я точно слышу его! Оно звучит грозно, четко, аж до ошпаривающих мурашек. Но дверь кабинета закрывается, а голос за ней стихает.
Я хочу подняться с постели, ворваться в кабинет и отобрать смартфон, но сил нет, успокоительное и стресс перемешиваются в слишком сильный коктейль, который отключает.
В себя я прихожу тяжело; за окном очень темно, поспала я совсем немного. Голова будто из чугуна, в висках болью колошматит пульс. И ритм такой, словно в них долбятся дятлы, не жалея ни меня, ни себя.
