Чужбина - страница 13



– А ведь мог стать бродягой и попрошайкой, – часто рассуждала она, – но нет, хватило же силы и ума найти правильное место в жизни, по-настоящему и твердо встать на ноги.

Заведующий совхозной мастерской, дядя Антон, который когда-то поручился за немецкого мальчика, искавшего работу, и пообещал, что из Давида будет толк, теперь уже доверял ему обучать других парней, которые явно были старше своего наставника.

Но за всей этой “взрослостью” подростка порой все еще проглядывалось детство. Особенно ночью, когда, укрывшись с головой под одеяло и закрыв глаза, он как во сне представлял себе отца и с гордостью, со всеми подробностями рассказывал ему о жизни в совхозе, хвалясь своими достижениями.

Конечно же, он тосковал и по матери. Да, выгнала! Да, предала! Но материнскую кровь никуда не деть. Она все равно течет во всех обиженных и обездоленных, куда бы они ни шли и чем бы ни занимались.

– Надо обязательно навестить ее, – решил Давид.

Вот только когда и как? Казалось, что у молодого работника совхоза не было свободной минуты. То посевная, то уборочная, и все на нем, на юном комсомольце: трактора почини, это организуй, туда сходи. А вдобавок еще учеба.

Даже если бы и появилось свободное время, добираться в родное село было несподручно. Это только напрямую, по птичьему полету до села Мюллер рукой подать. Транспортного сообщения между двумя берегами не существовало. Найти лодочника, который бы тебя переправил, было неразрешимой проблемой. Оставался прибрежный путь. Вначале Давиду пришлось бы вверх против течения одолеть сто километров до Покровска. В этом году этот приволжский левобережный городок переименовали в честь Фридриха Энгельса, и он стал столицей немецкой республики. Из Энгельса пассажиром парома перебраться через Волгу в Саратов. А оттуда по правой стороне реки снова спуститься на то же самое расстояние вниз по течению. В один день не управишься. Долго и утомительно.

Было бы желание, а оно уже как-то вырулит. Случилось неожиданное, чего Давид даже не мог себе представить. В конце сентября 1932 года совхоз “Кузнец социализма” организовал осеннюю ярмарку. Хозяйство новоиспеченного совхоза стало первым в Зельманском кантоне по всем показателям. Местные газеты неустанно трубили об успехах воспитанных совхозом детей-сирот, приглашая посетить ярмарку и перенять опыт передового хозяйства.

Собираясь на праздник, Давид до блеска вычистил недавно купленные ботинки. Отутюжил сшитые ему по заказу широкие черные брюки и сарпинковую рубашку. Затем молодой комсомолец долго и безуспешно укладывал перед зеркалом свои непослушные черные кудри, вслух повторяя слова заученной речи, с которой ему поручили выступить на митинге. Непослушные кудри волос никак не укладывались в прическу и, капитулировав, он просто натянул на голову фуражку, не зная, что ораторы обычно их снимают на трибуне.

Давид уже знал, что еще вчера на доске передовиков труда у здания правления совхоза появился его портрет. Он шел по улице, то и дело невольно краснея, особенно когда его уважительно приветствовали и поздравляли односельчане.

Герой дня всеми силами старался скрыть свое счастье. Его сердце не просто стучало, оно готово было вырваться от эйфории. Давид понимал, чего добился. Он осознавал, что простой немецкий мальчишка в свои четырнадцать лет достиг большего, чем мечтал, и это чувство переполняло его грудь. Но молодой комсомолец очень не хотел, чтобы об этом узнали люди, чтобы не подумали, что он зазнавался.