Давид с радостью согласился. Он смотрел на заведующую и тайно улыбался, потому что на Нине Петровне был надет белый, вязаный тонкой паутинкой платок, который он подарил ей неделю назад на день рождения.
– Поедешь завтра спозаранку. Переночуешь и обратно.
Выехать рано утром на следующий день не получилось. Сцепления оглоблей держались лишь на честном слове. Давид представил себе картину, как это будет выглядеть, когда они сломаются посреди снежной дороги через реку и ему одному придется тащить сани на своем горбу. Пришлось задержаться. Пару часов ушло на то, чтобы разобрать и перековать в мастерской проржавевшие части.
– Теперь полвека будут держаться, – самодовольно рассматривал свою работу Давид.
Тяжело нагруженные сани шефской помощи новорожденному колхозу лишь после полудня добрались до места назначения. Давид хорошо ориентировался в родном, хоть теперь и увеличившемся селе Мюллер, но беда была в том, что практически никто из односельчан еще не знал, что у них будет колхоз, а тем более кто станет им руководить и где расположилась их контора. К тому же напуганные взрывами церквей, многие вообще не откликались и не открывали двери.
Зимой солнце прячется за горизонтом очень рано и быстро. По ярко засветившимся на утопающей в темноте улице окнам одного из домов Давид догадался, что именно там должен был расположиться штаб комсомольцев. И он оказался прав. Хабалистая, явно на сносях начальница, расписалась в получении товара, а трое полупьяных мужиков небрежно сбросили с саней прям в снег баулы и мешки совхозной помощи. Давид укоризненно посмотрел на них, хотел было что-то сказать, но лишь махнул рукой и дернул уздечку. Лошадь неспешно тронулась, легко передвигая по улице, занесенной снегом, пустые сани.
Отчий дом он, конечно же, нашел без труда. Подъехав вплотную к крыльцу, Давид, не распрягая, привязал лошадь к поручням перил, с досадой отметив, что их древесина совсем прогнила и давно нуждается в замене. Благо он хорошо знал послушный нрав совхозного тягача, которого можно было привязать к подорожному мотыльку и быть уверенным, что лошадь как прикованная останется там стоять.
Лишь в одном окне дома еле заметным виднелся блеклый свет керосиновой лампы. Давид дотянулся до его нижней рамы и постучал. Видимо, не очень громко, потому что ему долго не открывали. Он подошел к двери и уже кулаком забарабанил по ней. Через какое-то время послышались шаркающие шаги и раздался недовольный голос отчима:
– Кто там?
– Да открывай уже! – весело прогорланил Давид. – Заморозить гостя хотите?
– Что-то случилось? – Детлеф впустил пасынка в дом и, лишь коротко пожав ему руку, добавил: – Почему на ночь глядя?
– Меня по делам в ваш колхоз прислали. Вот напоследок и к вам решил заглянуть.
– Значит, и у вас уже про наше горе знают? – пробурчал себе под нос отчим.
– Ты о чем? – недоумевал пасынок.
– Да про эту чертову коллективизацию.
– А что так грустно? – спросил Давид. – Работать вместе-то надежнее. Вы же сами видели, как у нас в совхозе все налажено.
Мария молча подошла, обняла сына и помогла ему снять стеганку. Давид поспешил вывалить на стол содержимое своего вещмешка. Он вчера в последний момент перед закрытием совхозной лавки успел купить кое-какие сладости и консервы. А еще два куска хозяйственного мыла.
– Может, пригодиться в хозяйстве, – он протянул их маме.
– Еще как! – всплеснула от радости Мария. – Ты присаживайся за стол, я сейчас тебе супу налью.
