Чужие долги - страница 4

– Помощник героев, создатель мужей, – после паузы проговорил Мануш-читра. – Владыка быстрых коней… – Полузабытые формулы вспоминались со скрипом, будто слова чужого языка. – Так его называли наши предки. Похоже, они очень его чтили. Они говорили, что ему подвластны и воды, и священный огонь. Но это было давно. Сейчас уже почти никто не знает, как ему поклоняться. Если нужно попросить об удаче на воде или в бою – идут к Анахите…

Франграсьян нетерпеливо качнул головой:

– Да-да, знаю.

– А где ты слышал имя Апам Напата? – повторил свой вопрос Мануш-читра.

Франграсьян сделал вид, что не расслышал. А может быть, действительно не расслышал. Его уже занимала другая мысль.

– Как бы то ни было, – заявил он, обводя взглядом настороженно наблюдающих за этой сценой сановников, – я теперь ваш царь. И я хочу знать, что творится в моем царстве. Где у вас принято собирать большой совет? Вон в том громадном доме? Ну так идем туда.

– Ты слишком торопишься, – заметил Мануш-читра, следуя за ним. – В Иране все устроено иначе, чем в Туране. Нужно время, чтобы в этом разобраться.

Франграсьян оглянулся на него через плечо и усмехнулся:

– Вот и разберусь. Править-то как-то надо.

И туранский захватчик стал править Ираном.

Поначалу Мануш-читра думал, что у него ничего не получится. Куда ему управлять страной – он и свой-то нрав удержать в узде не мог: разом вспыхивал, когда что-то шло не по нему, и бывал скор на расправу. Но беспричинных расправ он чинить не стал. В отличие от туранцев прежних времен, налетавших на пограничные поселения и сеявших смерть без разбору, Франграсьян, похоже, действительно принял иранцев под свою руку и решил озаботиться их благосостоянием. Как будто бы и в самом деле заполучил божественную Хварну, освятившую его право на трон.

Мануш-читра спросил его об этом еще только один раз, в тот самый день. Войдя в тронный зал, Франграсьян как будто вовсе не замечал следующего за ним Мануш-читру, и когда тот встал рядом с его троном – дернул щекой, но промолчал. Объявив сановникам, что он намерен отныне править Ираном с благословения богов и с их помощью, и выслушав нестройные заверения в верности (кое-кто косился на молча стоящего у трона Мануш-читру, но открыто противиться не посмел ни один), он небрежным взмахом руки отпустил их. Но даже когда все вышли, не поднялся с трона. Сидел и молча глядел перед собой. Светильники догорали, и в углах зала скапливались сумерки.

Тогда Мануш-читра спросил его:

– Ты в самом деле достал Хварну?

Франграсьян обернулся к нему, как будто только и ждал этого вопроса, и весело осведомился:

– А кому ей и владеть, как не мне?

Намек был достаточно очевиден. Мануш-читра хотел было сделать вид, что не заметил его, но потом подумал: «Лучше это скажу я, чем кто-нибудь другой».

И спросил:

– А я?

Франграсьян посмотрел на него внимательно, будто учитель, спрашивающий урок.

– А ты… знаешь эту землю. И пока что ты мне нужен. Но не забывайся, Мануш-читра. Я все помню. И в должный час я с тебя спрошу.

– Аграэрата сделал свой выбор, – возразил Мануш-читра, – а я – свой.

Франграсьян хохотнул:

– Сдаться на мою милость?

– Спасти своих людей.

Франграсьян долго смотрел на него, будто впервые увидел. А потом сказал:

– Жаль, что ты не родился туранцем, Мануш-читра. Но пока ты еще здесь, запомни кое-что. Я, как и ты, от крови могучего Траэтаоны. Это и моя земля тоже. И я не причиню ей зла.