Я пыталась утянуть его подальше от дороги, к цепочке грязных синих киосков. Под узенькими крышами курили продавцы. Они нахохлились, как замерзшие голуби, и хмуро поглядывали на небо.
– Ломбард, – прочитала я вывеску на ржавом козырьке и робко взглянула наверх. Получилось не прямо в лицо Б., а как-то вскользь. – Что значит «ломбард»?
– Это значит «шевели задницей»! В школе будешь вопросы задавать, – сказал Б. Его повернутая за спину черная сумка тряслась у меня перед носом. С этого дня мы не ходили рядом – он всегда несся впереди и тащил меня за собой.
В метро Б. решил протиснуться через турникет вместе со мной, и его с обеих сторон ударило заслонками. Я с визгом отскочила назад.
– Мужчина! – контролерша вытянула шею, топнула ногой, затянутой в блестящий чулок, – бесплатный проезд только для ребенка!
– Так я с ним и иду! – зарычал Б. и принялся колотить заслонки кулаком. Люди шарахнулись вбок и стали огибать наш турникет, как лужу на дороге. Я потянула Б. за край куртки, боясь, что он кинет чем-то и в контролершу.
– Пропустите девочку со мной, а сами используйте билет, – сухо сказала контролерша и нажала кнопку. Заслонки втянулись внутрь. – Не стыдно вам такой пример показывать?
– Сволочи, лишь бы с народа деньги драть, – бесился Б., пока мы спускались на эскалаторе. С каждым словом он ударял ладонью по перилам. – Детям бесплатно, а родителям шиш. А то, что дети без родителей – никто, это всем начхать!
Наша станция была маленькая и заброшенная. Тут даже люди горбились по-особенному, как-то агрессивно. На стене висела реклама зубной пасты Колгейт: красивая женщина сверкала глазами и выдавливала на щетку глянцевую белую гусеницу. Рядом с ней страшно скалился ребенок. Поезд вынесся из темноты тоннеля и проглотил ее, но она продолжала улыбаться, то исчезая, то появляясь в проеме окон. «Что, если она вылезет из окна, и заберет меня?» – с ужасом подумала я и тут же сочинила ответ за дедушку. Когда я чего-то боялась, то всегда представляла, что сказал бы он. «Вот ей делать больше нечего! Она пока по кафелю куда-то долезет, вся рассыплется», – сказал бы он. Я кивнула и даже засмеялась, но на женщину старалась больше не смотреть.
В вагоне какая-то тетенька захотела уступить мне место.
– Садись, девочка! Долго ехать, наверно? – с улыбкой подозвала она.
– Большое спасибо! – расплылся Б., подскочив к тетеньке, – но ей полезно постоять. Слишком много сидит, понимаете? Это вредно для детского здоровья!
Тетенька хотела что-то сказать, но ее заглушил шум поезда.
Б. придержал меня за плечо и сел на освободившееся место. Тетенька качнулась на повороте, прижав к груди сумку, растерянно пошевелила губами. Он громко зашептал мне прямо в ухо:
– Не садись в транспорте, а то жопа обвиснет! – от его дыхания в ухе стало горячо и мерзко.
– Но ведь тетя сама предложила!
– Тебя поманили, ты и пошла. У нее уже обвисло все, что можно. Видала ее жопу? Это оттого, что сидит постоянно. Позавидовала, что ты молодая и стройная, и решила тебе фигуру испоганить. Хочешь как она быть?
Б. постоянно говорил грубые слова.
Я вспомнила, как однажды услышала слово «дерьмо», и выкрикивала его несмотря на то, что мне запрещали. Дедушка терпел весь вечер, а потом сказал: «Знаешь, что отличает умного человека? Он знает плохие слова, но употребляет их только в крайнем случае». Тогда я разревелась и повторяла: «Ты думаешь, что я глупая, глупая?!». Но потом до меня вдруг дошло, что говорить «дерьмо» просто так не стоит. Я спросила у дедушки, что значит «крайний случай», и он сказал, что попозже я пойму сама.
