Через секунду Б. показался в двери.
– Красивые же у меня бабы! – расплылся он. Зубы у него были мелкие и желтоватые.
– Мы не бабы, – сказала я и вытерла остатки слез рукавом.
– А кто вы тогда?
– Девчонки, – я сжала мамину юбку. Юбка была гладкая и выскальзывала из пальцев.
– Девчонки – это размалеванные в журналах. А в жизни есть мужики, а есть бабы. Чего ж тут оскорбляться?
Вечером я обнаружила в квартире трех кошек. Пока Б. топал ботинками в прихожей и копался в маминых сумках, они попрятались кто куда.
На балконе я нашла худого сиамского кота. Балконные стекла тряслись от ветра, под потолком сушились дырявые мужские трусы. С трусов на меня оскалилась рожица клоуна, и я подпрыгнула от страха.
Кот сидел за горшком с пальмой. Листы у пальмы были пыльные и обгрызенные, земля в горшке потрескалась. Кто их грыз и зачем? Я протянула руку, чтобы погладить кота, но он вскинул на меня ярко-голубые глаза и зашипел.
Серая кошка пряталась под полками в коридоре, а у себя в шкафу я нашла еще одну – трехцветную и пушистую, с глазами цвета апельсинового Чупа-Чупса. Ее звали Мальвинка, и она ласково потерлась носом о мою протянутую руку. У Мальвинки был странный набухший живот, в котором что-то шевелилось. Я испуганно уставилась на нее и вдруг поняла: в животе живут котята! У соседской кошки был такой же живот, а потом появилось пять малышей, которые вопили и смешно лазили по маме.
– Почему вы все прячетесь? – спросила я Мальвинку и снова погладила ее живот – по-новому, аккуратно. Она насторожилась, но не сопротивлялась.
Я вспомнила, как веселилась Треша, когда папа откуда-нибудь приезжал. Она носилась по антресоли с радостными воплями, потом залезала в чемодан, и папа не прикасался к нему, пока она не выспится. Вечером папа читал мне книжку, а Треша усаживалась на одеяле, подвернув под себя лапы, как утка.
Эти кошки не радовались приезду людей. Мальвинка казалась самой смелой, но и она прислушивалась к каждому шороху, подергивая изящными полупрозрачными ушами.
– Надюня, а у меня сюрприз! – дверь в комнату открылась. Мама сидела на корточках, и удерживала кого-то в коридоре, потому что руки ее ходили ходуном. Вдруг она дернулась, привалилась к косяку, а у ее ног скользнуло белое пятно. Это была Треша.
Она ринулась к шкафу, отпрыгнула от Мальвинки и с шипением забилась под батарею.
– Треша! Киса! – вскричала я, пытаясь коснуться ее. В горле встал комок. – Это я, Надя! Не бойся!
– Тьфу, не получилось сюрприза, – мама поднялась, раздраженно поправляя волосы.
– Мама, она боится…
– Побоится и привыкнет!
Мама никогда не любила Трёшу. Может быть, обижалась, потому что та обожала папу. Треша каталась у него на плече, тыкаясь носом в ухо, и спала на специальной подушке возле кресла. Папа носил Трешу к врачу, после того как она случайно съела канцелярскую резинку. Врач сказал, что резинка выйдет сама по себе, и папа высматривал ее в Трешиных какашках, как золотоискатель.
– Я не знала, что ты ее забрала, – я не решалась гладить Трешу, поэтому гладила батарею над ней.
– Вообще-то я хотела тебе подарок сделать! Чтобы тебе в новом доме легче было освоиться, —мама обхватила себя руками, как ребенок.
– Нет, я очень рада… – я испугалась, что она обидится, – я ужасно люблю Трешу, просто… Как папа без нее?
– Надя, это же кошка. Другую найдет! Ладно, пойду воды налью этой дурехе.
– Ее надо покормить! Она всегда ест, когда нервничает! – крикнула я маме вслед.
