С этим письмом в руках деда и похоронили. Через три дня умер Додик. В нашем семейном альбоме храниться его единственная фотография. Четырехлетний бутуз в коротком пальто, бриджах и лакированных ботиночках, в белой меховой шапочке, стоит, ласково обнимая деревянную лошадку на колесиках. Малыш доверчиво смотрит в объектив, и получается, что смотрит прямо на меня. Я тоже смотрю на него и не могу представить, что этот черноглазый мальчик – мой родной дядя. Мог бы стать моим дядей.
ГЛАВА 4. АНАТОЛИЙ.
Вернемся к письму, которое весной сорок девятого года пришло в Бобруйск из Ленинграда. Прочитав его, первым слово взял дядя Феликс – муж Цили и старший мужчина в семье. Он начал издалека:
– Авраам, как всем известно, родил Исаака. Не секрет, что Исаак родил Иакова. Иаков родил Иуду и братьев его, Иуда родил Фареса и Зару…
Неизвестно куда завели бы Феликса библейские предки, если бы его не перебила нетерпеливая Маня. Она сказала:
– Я тебя умоляю, Феликс, уже девятый час, а у меня замочено белье!
Наверное, Феликс обиделся, потому что предложил:
– Хорошо, Маня, если ты обо всем знаешь лучше меня, говори ты.
Маня была краткой: Симе нужен диплом, а этот русский майор нам не нужен.
Ей возразила Циля:
– Может, тебе, Маня, майор и не нужен. В самом деле, зачем тебе майор, когда у тебя есть Боря.
– При чем здесь Боря?! – не поняла Маня.
– Ты говоришь: “Боря, чай!”. И Боря приносит тебе чай. Ты говоришь: “Боря, кофта!”. И Боря приносит тебе кофту…
– И что с того, что: ”Боря, чай”?! – возмутилась Маня.
– С того, что, может быть, ты все-таки немножко подумаешь не о себе и своем замоченном белье, а о нашей девочке.
– Ты хочешь сказать, что я не люблю нашу Симочку?! – еще больше возмутилась Маня.
– Я хочу сказать, что решается ее судьба.
Тут встал Феликс.
– Я не буду перечислять всех наших библейских предков…
– Слава Богу,– не удержалась Маня.
– … Но среди них я что-то не помню ни одного русского, – на удивление коротко закончил Феликс и сел.
И это было главное, о чем думали все, и о чем все молчали. Только дядя Боря молчал, не потому что был согласен с Феликсом, а потому что за него всегда говорила Маня. И она сказала.
– Вспомните Иванова с Социалка. О нем говорят: он мало работает, но много свистит. Он свистит так много, что денег нет не только у него, но и у соседей. Если у Анатолия действительно такой большой ловелас, как пишет Лиза, то он может иметь столько женщин, сколько захочет. И тогда, зачем ему семья и зачем ему, на минуточку, наша Сима?
Неожиданно встал Боря. Маня тут же сказала:
– Боря, сядь!
Но Боря не сел. Более того, он, к которому привыкли, что он всегда молчит, заговорил. Он спросил.
– Феликс, или у тебя есть толковый словарь, или у тебя его нет?
– Я тебя умоляю, Боря, зачем тебе толковый словарь?– удивилась Маня.
– Я интересуюсь об этом слове «ловелас».
– Словарь в комнате детей,– ответил дядя Феликс,– На полке, которая над кроватью Фимы.
Боря пошел в комнату детей за словарем. Пока он ходил, Феликс развил свою мысль.
– Вы все согласитесь, что евреям из покон веку живется на этой земле несладко. Поэтому мы должны держаться друг за друга и не пускать в свои семьи чужаков.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
