Цвет страха. Рассказы - страница 23



–– Далеко ушли!

И все идут в обратную сторону.

Ещё: в «хате» одного не оставляют и гулять по одному не водят. И ещё: не довелось бы тебе гулять после туберкулёзных: те всё плюют, а плевки их превращаются в пыль…

Зачастую от прогулки отказываются всей «хатой». Из-за уличных – адовых – динамиков.

Недели такие – баня кому в какой день: с утра «каптёр» возьмёт через «кормушку» твоё бельё, для надёжной чистоты его, в «прожарку», вечером вернёт; могут дать ножницы тупые; берёшь с собой своё мыло, мочалку, шампунь, полотенце, что-то постирать; сушить будешь в «хате» на верёвке… В бане краны сломаны, тазики ржавые, вода то течёт, то не течёт… Раз до тех, среди кого ты, мылись бабы – и вся «хата», и ты, стали чесаться, неистово чесаться, просить, нетерпеливо просить нужную мазь. Мазь тебе и всем дадут…

…Никто ничего никому никогда не объясняет: вызовут – ведут: а куда, а к кому, а зачем?..

Пока ведут на прогулку, на фотографию, к врачу – можно, думаешь, заблудиться; одни переходы и повороты каменно-железные… В каком-то окне мелькнёт поле, город…

Месяцы такие – передачи по тридцати кэгэ продуктов: колбасы, сгущёнки, тушёнки, яиц, батонов, шоколадов; одежды – сколько ты захочешь. Всё – с описью. Банку сгущёнки-тушёнки просишь «пупкаря» открыть или трёшь ею об пол, потом можно открыть и алюминиевой ложкой.

Стальная ложка и музыка тут сосуществовать не имеют права: стальной ложкой можно под музыку, при желании, расцарапать в потолке бетонную плиту, разогнуть в ней арматуру, вылезть в дыру на крышу, на звёзды… (Стукачей тогда, говорят, попросту не подпускали к дверям.)

Письма – по утрам в открытых конвертах.

Вечером, перед концом музыки, – вечерняя проверка: дежурный по корпусу и по двое «вертухаев» сдаю-принимаю. После этого они замок не на один, а на два оборота – «утепляют хату»…

На табло в «продоле» при двух оборотах загорается лампочка…

Ключ – огромный, самодельный, ко всем «хатам» – один…

Замки – обычные гаражные.

…«Шмоны» – то их нет по несколько дней, то они по несколько раз на дню: в «продоле» ты стоишь вместе со всеми лицом к стене или сидишь на корточках с руками за головой – а часов-то у тебя нет… Дежурный по «хате» остаётся: не имеют, якобы, права «вертухаи» во время «шмона» лазить по твоим карманам.

Но вот тебе и ночь!.. Одна, другая, третья… четвёртая, пятая, шестая… Много их тебе!

Ночь – настоящая жизнь: музыки нет, нет музыки и можно говорить нормальным голосом. Разрешены транзисторы, только без укавэ – чтоб не настроился кто в «хатах» на волну «ментовскую»…

…Страшное самое в «крытке»: «малявы» из соседней «хаты» в другую соседнюю «хату» – «дороги»…

Прервать «дорогу» – «морозить хату»!..

И в основном все только этим и занимаются: носки, свитера – всё, само собой, распущено на нитки…

Коробок спичечный, с хлебом, на нитке, что с запасом, просовываешь ты в окошко сквозь решётку и «реснички» и ложкой бросаешь в сторону соседнего окна… Из той «хаты» уж стучали в стену – там в окне уж выставлена свёрнутая в трубу газета – «дочка»… А «дороги», которые сверху вниз и снизу вверх, – это «кони».

Так передаются и сигареты, и чай, и анаша, и лекарства, и даже книги: толстые еле пролезают, но такие нужнее – дольше читать!..

«Опера» в какой-то «хате» засядут, бывает, и включаются в такую «дорогу»: читают те «малявы»…

«Пупкари-вертухаи» по несколько раз на дню влетают в «хату», рвут «дороги». (Заодно – сорвут и простыню, которой ты занавешен на своей «шконке».) Снаружи «обслуга» ходит вдоль стен, обрывает «дороги» и «кони» граблями… Однако всё это и всегда наготове. Иначе – нельзя. Для того и «хата», для того и ты в «хате»… По ночам стреляют скатанными «малявами» в трубочку бумажную в «глазок»: через «продол», через пропасть трёхэтажную с тремя сетками, попадают в «хате» напротив в открытую там «кормушку»; засекут такое – пять тебе суток ареста.